На волнах любви - [13]

Шрифт
Интервал

— Хорошее дерево, правда, мистер Хейден? — услышала Эйва голос Тода. — На нем очень красивый наплыв. Прямо как на моем письменном столе, который называют старинным.

— Что тебе сказать, парень? О дереве я мало что знаю, — улыбнулся Гари, — но благодаря этой доске я добираюсь порой вон куда и возвращаясь на берег без сломанных костей. Это самое главное, а остальное меня, признаться, не волнует.

Намек на «сломанные кости» опять задел Эйву. Тод выглядел таким беззащитным перед подобными грубовато-бездумными репликами окружающих, что у нее появилось желание как-то поддержать его, избавить от душевной боли и смущения.

— У твоего письменного стола, наверно, убирающаяся крышка, Тод? — спросила она, когда вернулись другие ребята и вся компания уселась на песок рядом с ней. Гари морщился. Ему не нравилось, что какие-то подростки столь бесцеремонно нарушили его с Эйвой уединение. — Когда я была совсем еще девчонкой, у моего отца был такой же. Из ореха. Красивее дерева я до сих пор никогда не видела!

— Орех — мое любимое дерево, — восторженно сообщил Тод и даже придвинулся ближе к Эйве, будто доверчивый щенок. — Иногда я наблюдаю за тем, как старик Матт, столяр, делает мебель. Я даже приношу ему сплавной лес, когда удается отыскать приличные куски. Он мне дает за это пару баксов.

И получает сам пару сотен, вырезая фигурки и продавая их состоятельным туристам, еле сдержав гримасу, подумала Эйва.

— Почему бы ему не раскрыть тебе кое-что из своих секретов, Тод? — сказала она. — Мне кажется, что у тебя должны быть золотые руки, — продолжала девушка, надеясь на то, что это отвлечет подростка от мыслей о больной ноге.

Она даже взяла в ладони его руку и, повернув ее, внимательно осмотрела его длинные загорелые пальцы. Такие руки могли вполне принадлежать врачу или художнику, решила Эйва.

— Я уже просил его, — покраснев и убрав руку, сказал Тод. — Но он только ворчит и говорит, чтобы я убирался.

Эйва рассмеялась. Ей хорошо была известна та нехитрая амплитуда, в пределах которой колебалось всегда мрачное настроение Матта. Старик ежемесячно приходил в больницу по поводу своей старой язвы, которая, казалось, кислотой прожигала ему все внутренности. Он орал на медсестер и гонял их так, что многих доводил буквально до слез.

— Я поговорю с ним, если хочешь, — пообещала она. — Может быть, он все-таки выкроит для тебя немного времени.

Янтарные глаза Тода так и засияли. В его взгляде сквозило чувство, настолько близкое к обожанию, что Эйве даже стало неудобно и она поднялась с песка. Попрощавшись с ребятами, она пошла в сторону дороги, напоследок подмигнув Тоду. Гари, как галантный кавалер, тащил на себе обе доски и шел сзади.

— Чувствую, на пляже у меня появилась целая орава соперников, — сказал он, когда они дошли до дороги.

Его белоснежные зубы сверкали на фоне загорелого лица. Казалось, он совсем не обращает внимания на открыто восхищенные взгляды девчонок, которые прошли мимо них. Впрочем, через секунду Эйва поняла, что это не так, и усмехнулась, увидев, как Гари провел рукой по своим длинным волосам, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

Она постаралась скрыть от него свою усмешку.

— Спасибо за то, что донес доску. Отсюда я могу дойти одна.

— Нет, нет, и не проси! — возразил он. — Я пойду до конца. Я подожду на крыльце твоего дома, когда ты переоденешься во что-нибудь более светское и пойдешь со мной пообедать и потанцевать. А, что скажешь, Эйва? Мы сходим в один прелестный кабачок, вниз по побережью.

Она ответила не сразу. С одной стороны, ей не хотелось связываться с франтоватым кавалером, который, по словам Китти, славился тем, что знакомился с девушками где придется, забавляя себя несколькими свиданиями с ними, а потом бросал. И дело было вовсе не в том, что Эйва чувствовала, что может влюбиться в Гари. Она не собиралась этого делать. Но кто поверит в это в Сисайде?

С другой стороны, перспектива вечера в одиночестве совершенно не прельщала девушку.

— Ну хорошо, — сказала она через минуту. — Договорились. Но я все же сама донесу доску до дома. А ты заедешь за мной в восемь.

— Минута в минуту, красавица! — воскликнул он обрадованно.

Весело помахав ей рукой, он трусцой по извилистой дороге направился к отелю, держа свою доску через плечо, как винтовку. Эйва медленно шла к дому, предвкушая обед, танцы и комплименты, которые, как она уже знала, обязательно обрушит на нее велеречивый Гари, увидев ее в оранжевом шифоновом вечернем платье.

И все же… Пытаясь вызвать у себя в воображении образ Гари с его зеленоватыми глазами, светящимися одобрением при виде ее наряда, Эйва чувствовала, что он заслоняется другим человеком… Его лицо тут же возникало перед ее мысленным взором. Смуглое, погруженное в раздумье… Лицо, которое достаточно было только вспомнить, чтобы сильнее забилось сердце…

Глава четвертая

Эйва была вне себя от ярости.

Перед ней на постели лежала круглолицая юная блондинка с переломом обеих ног, которые были забраны в неуклюжие гипсовые повязки и через блок на проволоке подвешены к потолку. Девчонка капризничала, чтобы позабавить своих приятелей, которые пришли навестить ее.


Рекомендуем почитать
Ангелы носят рюкзаки

Должен быть кто-то, кто замечает первый распустившийся цветок, смешное облако, глаза уличного кота, что каждый день меняют цвет На нашем жизненном пути встречаются разные люди, но все ли они являются людьми на самом деле? Что готовы нам рассказать, а о чём хотят умолчать? Кира познакомилась с необычным парнем. О его существовании нельзя никому рассказать. К чему приведёт их общение? Философское произведение о жизни, тайнах мироздания и любви, с описаниями природы и разговорами за чашкой вкусного чая. Продолжает тему рассказа «Семнадцатое декабря», раскрывает загадку персонажей, появившихся в концовке.


Покаянный канон: жертвенница

Лаборантка по имени Берта знакомится в больнице с поэтом Лаврентием Егоровым. В результате автокатастрофы он стал инвалидом, прикованным к коляске. Берта выхаживает Лаврентия и становится его женой. Не сломленный физическими страданиями, Лаврентий ломается оттого, что не может обеспечить любимую материально. Он начинает пить. Берта уходит из дома, и Лаврентий принимает решение покончить с собой, не видя смысла жить без любимой. Но любовь оказывается сильнее и водки, и пули.


Проигравшие

Скарлетт Мери Белль — прилежная ученица Гарварда, которую волнуют лишь учеба и семья, но никак не Джастин О’Коннор, с которым в один из солнечных весенних дней ей предлагает дополнительно позаниматься профессор по экономике. Девушка не особо рада такому предложению, но и отказаться от возможности получить дополнительные баллы не может. День за днем ей приходится терпеть его выходки и придирки до тех пор, пока его слова не приобретают совсем другой смысл и не начинают что-то значить для нее… .


Геометрия любви: Банальный треугольник

Тибби — убежденная феминистка. Такой ее сделала жизнь, а особенно постарался ветреный кавалер, после разрыва с которым она решила, что замужество — нелепость, любовь — фантазия. Только своему верному пажу Питеру Тибби способна поведать о том отчаянии, что терзает ее. Пит везет подругу в Лондон, но каникулы складываются неудачно: Тибби попала в больницу. С этой минуты она изменила свое отношение к жизни — ведь врач-травматолог, как выяснилось, способен излечить не только тело, но и душу…


Западня: Когда страсть обжигает

Судьба полицейского — нелегкая доля. Грегу это было известно лучше многих, ведь из-за работы он потерял почти все. Долг полицейского — защищать слабых и стоять на страже закона. И никто на свете не упрекнул бы Грега за небрежение своими обязанностями. Но что делать полицейскому, если опасность угрожает его сердцу, а любовь заставляет играть по незнакомым правилам?


Безнадёжная любовь

Лето, море, смуглый красавец с невероятно голубыми глазами и проникающим в душу голосом. Такой циничный, такой притягательный… Могла ли предположить девятнадцатилетняя Аня, что курортный роман окажется длиною в жизнь? Мог ли Богдан, пресыщенный женским вниманием, подумать, что всю жизнь будет помнить и ждать наивную доверчивую девочку? Что эта любовь будет мукой и спасением, наказанием и подарком судьбы? Главное — она будет.