На волнах любви - [27]

Слава Богу, у них была пара свободных дней до полуфинала, чтобы потренироваться. Может быть, к тому времени ее мысли снова вернутся к гонке. Сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы прекратить думать о Заке.

И об отце.

После того как Зака разоблачили, Лайла разрывалась между чувством злости и вины. Ярость на Зака за недоверие. Чувство вины за то, что не смогла удержать планку, была недостаточно сильна, чтобы соревноваться с настоящими моряками. Чувство вины из-за того, что Зак внес сумятицу в ее жизнь.

Моторная лодка подошла сбоку, Зак перебрался в нее через ограждение.

— Едешь с нами?

— Нет.

Всю неделю он спрашивал ее, и всю неделю она отклоняла предложение. Сидеть рядом с ним значило продолжать ненужную пытку.

Морская вода стекала с ее обветренных щек. В воображении она видела сосновый стол на кухне, свет падает на влажные волосы Зака, он держит теплую кружку двумя руками, грея ладони. Она вздохнула. Слишком поздно она рассказала ему о Риче. Доверие Зака — единственное, чего она хотела от него, — исчезло.

Моторка отправилась к берегу, рассекая волны. Винт мотора оставлял белый след в пенной воде. Ни за что на свете она больше не свяжется с мужчиной, который не верит в нее. Даже если он изменит свое мнение.

В день, когда она ушла из отцовского дома, она обещала себе, что это никогда больше не повторится.

Тренировка на следующий день проходила безупречно, и Лайла радовалась, замечая, как возвращаются маленькие искорки ее былой уверенности в себе. В огромной футболке с рекламой старой регаты и джинсовых шортах она стояла у плиты на кухне, помешивая овощи на сковородке. Готовя ужин, она снова и снова прокручивала в голове сегодняшний выход в море, лелея в душе слабый огонек самоуверенности.

Звонок раздался в самый ответственный момент приготовления, когда она добавила ростки сои и рис.

— Черт подери! — Лайла бросила лопатку в раковину, выключила газ и отставила сковородку.

Раздосадованная, она прошла к двери и, резко распахнув ее, уже была готова отчитать назойливого продавца пылесосов.

— Привет!

Зак с корзинкой с желтыми фрезиями и подсолнечниками в руках своими широкими плечами заслонил весь дверной проем. Так нечестно, подумала она. Расстегнутый воротничок его яркой бордово-синей гавайской рубашки открывал бронзовую шею, которую хотелось поцеловать. Несмотря ни на что, счастье, яркое, как солнечный свет, ослепило ее. Но как быстрые облака проносятся по небу, так же быстро к Лайле вернулось ее прежнее настроение.

— Здравствуй, Герцигер! На этот раз решил воспользоваться парадной дверью? Похвальное намерение.

— Да, и…

Она не хотела признаваться, но его робкий взгляд взывал прямо к материнскому инстинкту, задевая ее женскую суть. Он переминался с ноги на ногу.

— Я хотел еще раз извиниться за тот вечер. Я был круглым идиотом. — Он покачал головой. — У меня не было права следить за тобой. Я надеялся… Могу я пригласить тебя на ужин?

Лайла закусила губу, стараясь не замечать умоляющего взгляда. Почему она чувствует себя так, будто должна отшвырнуть беззащитного щенка?

— Спасибо, — она едва заметно улыбнулась, — но мой ужин стоит на плите.

— Ага… Как обычно, я не рассчитал время. — Зак протянул ей корзинку с цветами. — Да, кстати, вот… Предложение мира.

Мир. Последний раз, произнося это слово, они чуть было не закрепили перемирие в постели. Лайла приняла цветы. Шершавая лоза плетеной корзинки впилась в ее пальцы, как будто она взяла в свои руки всю тяжесть мирного договора. Сладкий цветочный аромат исходил от фрезий, сглаживая острые края ее гнева.

— Очень красиво. Спасибо.

— Они вряд ли искупят мое поведение, но это только начало.

— Согласна.

Зак засунул руки а карманы шортов.

— Мы можем поговорить? Я думаю, в интересах команды было бы лучше, если бы мы пришли к согласию.

Она опустила глаза и увидела загорелые мужские ноги в пляжных сандалиях. Это нечестно. Даже пальцы на ногах у него были симпатичными. Она представляла, как эти ноги нежно потирают ее икры, когда они будут кататься по ее огромной кровати — их голые тела, слитые воедино.

Детский смех донесся с улицы. Лайла не хотела пускать Зака внутрь — ни в дом ни в сердце. Но он был прав. Она погладила пальцем замшевую поверхность сердцевины подсолнечника. Он прав. Они не могут работать, если между ними стена непонимания.

Очевидно, расценив ее молчание как отрицательный ответ, Зак повернулся к машине.

— Герцигер подожди…

Он замер.

— Я думаю, еды хватит на двоих.

Сияющая улыбка в ответ обдала ее жаром.

— Правда, ничего особенного, просто овощи с рисом.

Зак последовал за ней в дом и закрыл дверь.

— Звучит многообещающе.

— Я этого не говорила.

Лайла поставила цветы в вазу, затем поспешила к плите. Удивительно, какой маленькой казалась кухня, когда в ней находился Зак. Когда сковородка опять разогрелась и зашипела, Лайла начала перемешивать овощи с ловкостью талантливого повара.

Зак подвинул стул.

— Я могу чем-то помочь?

— Можешь налить нам выпить. У меня есть пиво.

В холодильнике звякнуло стекло.

— Вот это? Эль «Ночь жабы»?

Лайла обернулась и увидела Зака, стоящего перед открытым холодильником с двумя коричневыми бутылками в руках. На бутылках красовались кривые, напечатанные на компьютере этикетки.