На весах греха. Часть 2 - [9]

— Нету, дядя. Я случайно попался.

— Ревизия разве случайно бывает, голова садовая! — воскликнул Иван.

— А мы все садовые головы.

Нягол ухватился за его слова.

— Что ты хочешь сказать?

— Что сказал…

— Ты хотел сказать что-то важное, а теперь увиливаешь, — не отступался Нягол.

«Он меня засек», — подумал Диньо и ответил:

— Я тебя уважаю и потому скажу прямо: государство хочет, чтобы мы ему были как родные дети, а…

— Снова здорово! — перебил Иван.

— Давай! Только правду! — подстегнул Нягол парня.

— Правду, ну взять, к примеру, меня. Вкалываю за сто шестьдесят плюс тридцать-сорок премии. Хоть убейся, хоть сдохни от работы — все, потолок! И люди не могут устоять…

— Потому что несознательные, было бы у них сознание… — принялся доказывать больше самому себе, чем сыну, оживившийся Иван.

— Сознание, отец, — от бытия, так насучат. Почему тогда жизнь не дает нам это сознание, а подсовывает другое, низкое?

Нягол закурил.

— Диньо, слушай меня внимательно: чистый годовой доход Болгарии составляет несколько миллиардов. Вычти отсюда четверть на строительство, средства на больницы, школы, пенсии, театры и кино. Отложи на оборону и государственный резерв. А теперь раздели остальное на миллионы таких, как мы с тобой, да раздроби на двенадцать месяцев. Получится приблизительно твоя зарплата. Откуда взять больше?

— Вот-вот, втолкуй, втолкуй этой пустой башке, а заодно и моей… — покачивался Иван, смеша обоих.

— Дядя, — погасил улыбку Диньо, — ты, конечно, человек ученый, для всей Болгарии оно, может, и так, но для нас — не совсем. Я например, кручу баранку «Ифы», немецкого дизеля, то есть крутил… На эту самую «Ифу» у меня есть план: столько-то тонн, рейсов и так далее, это не интересно. Интересно то, что если я выполню этот самый план, это зависит не только от меня, то получу кое-как премиальные плюс гроши за экономию горючего И это все! Все!

— Ну ладно, а что ты можешь сделать один?

— Что? — Диньо невольно выпрямился. — А вот что. Машина числится за мной, но это — для автоинспекции, — не стукни, не поцарапай, в общем — косметика, понимаешь? А если серьезно, то я ни перед кем не отвечаю. Никто с меня не спрашивает за то, как я езжу, выбираю ли дорогу, как торможу как трогаюсь с места, как поворачиваю, — от меня требуется только план и экономия горючего, за что мне платят гроши. А откуда я возьму план, за счет машины или за счет предприятия — это никого не касается. Что сломалось, что вышло из строя…

— Потому что гоняете по разбитым дорогам, вмешался Иван.

— …предприятие меняет без разговоров: сломалось, износилось — и точка. — Диньо потянулся к тарелке, наколол на вилку кусок брынзы, но передумал и выпил, не закусывая. — А вот пусть эту самую «Ифу» зачислят на меня, но по-настоящему: вот тебе деньги на бензин и на масло — по нормативам, столько-то километров, столько-то денег на текущий ремонт, столько-то — на капитальный. За все отвечай сам. Нужен лишний ремонт — плати из своего кармана. Хорошо ухаживаешь за машиной — остаток тебе. Да я тогда — царь и бог! Отвечаю, плачу, но и имею с этого! Станет нормальный человек воровать у самого себя?

— Ничего я в этой чепухе не понял! — заявил Иван.

— Ты лучше занимайся своей столярной мастерской…

— Эх, Диньо, Диньо, — маялся Иван. — Когда телега уже под откосом валяется, поздно рассуждать, какой дорогой ехать!

Нягол не обращал внимания на брата: давно уж не слыхал он такой ясной и простой на вид программы хозяйственного порядка, не сталкивался с таким мышлением — без школярских иллюзий и пагубного романтизма. Этот умница и разбойник сам не знает, что говорит.

— Все это дельно… Иван, тебя тоже касается… — Иван смешно вытянул шею. — А теперь скажи вот что: как ты думаешь, почему такой системы нигде не ввели?

— Ты что, смеешься? Будто не знаешь, что болгарин завидует соседу, родному брату, всему свету. Кто ж тебе даст «Ифу» и пустит работать под честное слово, за здорово живешь?

«Нужно что-то сделать для этого паренька, — подумал Нягол. — Душой он еще чист и ум у него острый, как бритва».

Часам к десяти утра перед домом Нягола остановилась черная «волга». Сначала из машины показалась стройная женская нога, потом вышла хорошо одетая молодая женщина и спросила товарища Няголова. Елица объяснила, что товарищ Няголов работает, но если очень спешно… Оказалось, что сам товарищ Трифонов приглашает к себе товарища Няголова по весьма важному делу.

Пока Нягол одевался, перебирая в уме возможные причины столь скоропалительного внимания, Елица предложила гостье кофе, чаю, та с любезным видом отказалась, но охотно вступила в разговор. Оказалось, что насчет товарища Няголова звонили из центра, товарищ Трифонов даже удивился что товарищ Няголов здесь, но люди творческого труда — особенные, разумеется, в самом положительном смысле.

— А вы его дочь? — еще раз оглядела она Елицу — Вы очень похожи.

«Интересно, когда это ты успела разглядеть? мысленно съязвила Елица и вежливо ответила:

— Племянница.

— Ах, вот как!.. Наверное, помогаете ему творить?

— Да, готовлю ему обед, — отомстила Елица.

— Какая вы скромная… Но зачем же так, вы можете ходить в нашу столовую, я проинформирую товарища Трифонова.