На весах греха. Часть 2 - [10]

— Думаю, что дядя не согласится.

— Почему? — искренне удивилась женщина.

— Он обожает домашнюю кухню.

— Он гастроном?

— Завзятый.

— Все писатели гастрономы, я это давно подметила.

— Интересное наблюдение.

— Это вполне естественно. Писатели изучают жизнь, а для этого нужно здоровье. Я прочла все книги товарища Няголова, — не без гордости объявила женщина.

— Советую вам не говорить ему этого.

— Почему? — изумилась женщина.

— Потому что он может проверить, что и как вы поняли. Он это очень любит.

— Я готова! — выпятила бюст женщина. — Я помню всех его героев! А вы?

— Я его не читаю, — хладнокровно солгала Елица.

— У нас с ним разные эстетические взгляды.

Женщина посмотрела на нее сначала недоверчиво, а потоки с явной укоризной:

— И он терпит?

— А что ему делать — я хорошо готовлю.

Елица уставилась на бюст женщины.

— Странно, — гостья понизила голос, — ваш дядя выдающийся писатель, его читает вся страна…

Вошел Нягол, одетый в летнюю спортивную куртку и цветную рубашку.

— Я готов, — густо пробасил он, будто в комнату влетел огромный майский жук.

Елица проводила его к машине.

Трифонов встретил гостя у наружной двери кабинета. Это был высокий человек лет пятидесяти с лишним, на висках и в чубе, сохранившемся с молодых лет, была седина.

— Здравствуйте, здравствуйте, — он протянул гостю обе руки и поздоровался, подчеркивая этим сердечность отношения и солидность своего положения. — Мы с вами, кажется, только на торжественных собраниях видимся?

Нягол знал его — Трифонов был руководителем местного масштаба, не страдавшим манией собственной значимости. По кабинету чувствовалось, что хозяин любит порядок и чистоту и стремится насаждать их и в округе.

Они сели в кожаные кресла, Нягол придвинул к себе огромную пепельницу, изображавшую исторические баталии, Трифонов, куривший редко, предложил гостю блестящую шкатулку с импортными сигаретами. Нягол похвалил хозяина — прекрасно выглядит, наверное, охотник? Охотник, немного садовод и цветовод, любит бывать на природе, ограничивает себя в мясе, а в последнее время и в хлебе — начал обрастать жирком, а это нехорошо и для здоровья, и не способствует успеху у женщин…то есть у жен, конечно.

— Вы здесь что же, на многоженство перешли? пошутил Нягол, Трифонов громко рассмеялся, — явный признак того, что он человек не скрытный, и сказал, что с точки зрения соображений да заседаний, пожалуй, да: нужно же повышать роль женщины на нынешнем этапе. Он явно старался держаться полушутливо-полусерьезного тона со знаменитостью, каковой был уважаемый земляк Няголов.

Вошла пожилая, гладко причесанная женщина в платье с белым, как у школьницы, воротничком сердечно улыбнулась и спросила, что подать: кофе, чай, соки?

— Виски, по маленькой, а, товарищ Няголов? — предложил Трифонов, нарушая внутренний распорядок.

Нягол согласился.

— По маленькой виски, Стефанка, кофе и соки, — распорядился Трифонов, и женщина вышла с тем же достоинством, что и вошла. — Ну, давно ли в родном городе, надолго ли? А я признаюсь, не знал, — он посмотрел на свои электронные часы.

Нягол не стал сообщать о смерти отца, не желая затягивать разговор и боясь поставить хозяина в неловкое положение. Да и этот взгляд на часы тоже был явно неспроста…

— Надолго. Думаю пробыть все лето, а может, и осень, — смотря как пойдет работа.

— Что-то новенькое, а? — откликнулся Трифонов. — Почитаем, почитаем!

— Об этом еще рано говорить, сначала надо написать.

— Ну-у! — развел руками хозяин. — Писатель мирового уровня, мы же гордимся…

— Не надо, Трифонов, сглазишь.

— Значит, будем за вас болеть и ждать! — моментально сориентировался тот.

«Если нечего делать, сидите и болейте», — с досадой подумал Нягол.

— Знаю, что вы устроились в отцовском доме, — снова начал разговор Трифонов, — для вдохновения это, пожалуй, хорошо, а как с удобствами? У нас есть квартира для дорогих гостей, да и резиденция свободна, так что милости просим.

Нягол отказался наотрез. У него есть все необходимое, к тому же с ним племянница, они вдвоем готовят, друг другу помогают и ни в чем не чувствуют недостатка. Трифонов понимающе кивнул, но добавил, что снабжение порой требует дополнительных забот, и ничего страшного не случится, если Нягол будет ходить в столовую или приобретать там продукты, это не проблема. Нягол еще раз отказался: дескать, все в порядке, ничего не нужно.

Принесли виски, кофе, соки, звякнули хрустальные бокалы, и Трифонов снова посмотрел на часы.

— Товарищ Няголов, — сказал он, увидев, что это не ускользнуло от Нягола, — через две минуты мы свяжемся с Софией, с вами хочет говорить товарищ… — он тихо назвал имя. — Он разыскивал вас в столице, позвонил сюда, но поскольку у вас нет телефона…

Нягол нахмурился: это вызов, да еще спешный явно неспроста. Трифонов подошел к столу и по прямому проводу набрал номер. В считанные секунды трубка оказалась в руках Нягола. «Здорово, писатель! — прозвучало на другом конце провода-Изучаешь жизнь родного края?» — «Что-то вроде того», — ответил Нягол. — «Очень хорошо! Новый роман?» — «С божьей помощью»… «Боги — это мы смертные! — засмеялся голос. — Ты-то, по крайней мере, можешь это доказать!» — «Этого не доказывают, богом надо родиться», — в тон возразил Нягол. — «Ладно, ладно, скромность украшает человека до поры до времени… Слушай, у меня к тебе большая просьба. Знаю, что отрываю тебя от работы, что прогоняю вдохновение, но кто-то должен был сделать это черное дело, так что стисни зубы и завтра первым же самолетом прилетай. Надо, сам понимаешь». Нягол молчал. «Алло, ты куда пропал?» — «Сначала отрываешь, а потом спрашиваешь, куда я пропал», — подумал Нягол и спросил: «А есть ли смысл?» — «Смысл? Да если нет смысла, зачем мы вообще взялись огород городить?» — пошутил голос, но Нягол почувствовал в нем какую-то натянутость. «Вот и я говорю, — подхватил он, — зачем его городить?» Голос помолчал, а потом сказал: «Послушай, ведь мы с тобой все-таки не огородники». — «Не должны быть!» — уточнил Нягол. — «Правильно. А раз мы не огородники, а боевые товарищи, жду тебя завтра утром, в аэропорту тебя встретит машина. Счастливого пути!.. А сейчас дай трубку Трифонову».