На вершине мира - [49]

— Алло, алло! Говорит флагман, — раздался в наушники голос Шмидта. — Вызываю самолеты Молокова и Алексеева. Как у вас дела? Отвечайте. Прием, прием. [177]

Жуков и я передали флагману, что на наших кораблях все спокойно. Аккуратов подтвердил полнейший порядок. В редкие облачные окна видны всторошенные поля, большие разводья. Облачный покров изумительно красив. Он бугрист, облака ходят, как валы вспенившегося моря. Трояновский, летевший на этот раз с нами, непрерывно снимал чудесную картину. Вскоре он печально сообщил запиской: в аппарате осталось всего десять метров пленки. Я ему посочувствовал, но помочь был бессилен. Щедрый дядюшка Папанин остался на полюсе. Шевелев, идущий на корабле Алексеева, по радио предложил Мазуруку держать с ним непрерывную связь. Эскадра опускалась вниз, к югу, оба корабля собирались покинуть нас; им нужно действовать согласованно.

Мы летели к острову Рудольфа. Астрономические наблюдения подтвердили правильность курса. Дул попутный ветер. Путевая скорость доходила до 210 километров в час. Отлично. Все время плывем над сплошными облаками. В самолете тепло — солнце припекало ласково, по-весеннему. Где-то под нами льды, торосы, трещины, те самые, которые в течение нескольких веков служили непреодолимой преградой всем отважным, пытавшимся достичь вышки мира. Мы летели над океаном, даже не видя этих преград. Верхняя кромка облаков постепенно повышалась. Ветер из попутного стал попутно-боковым. Скорость снизилась до 190 километров в час. Высота 2000 метров. Флагман по радио связался с самолетом Крузе, сидящим на 85 градусе, и попросил сообщить погоду. Крузе ответил: слоисто-кучевая облачность высотой 1200 метров.

6 часов 50 минут. Широта — 84 градуса [178] 40 минут. В наушниках вновь раздался четкий голос Шевелева:

— Алло, алло, флагман. У микрофона Шевелев. У Мазурука бензина хватит до Рудольфа. Я приказал ему следовать за вами, а сам буду садиться.

— Алло, алло, говорит флагман. У микрофона Шмидт. Вас понял. Очень жалею, что вы вынуждены сесть, но ваше решение совершенно правильное, одобряю его. Прошу информировать, как будете пробивать облачность.

— Алло, алло, говорит самолет Мазурука. У нас бензина осталось 1800 литров. Рассчитываем долететь до Рудольфа.

— Алло, алло, говорит самолет Алексеева. Вызываю флагмана. Вы просили сообщать, как будем пробивать облачность. Сейчас на моих часах 7 часов 05 минут. Высота 1400 метров Подходим к кромке облаков. Высота 1300. Вошли в облака… Высота 1250. Ничего не видно… Высота 1200. Туман… Высота 1100. Попрежнему темно… Высота 950. Темно… Высота 800. Облака… Высота 700. Внизу показались просветы… Просветы…

Голос Жукова пропал. Очевидно, самолет начал кружить в поисках аэродрома и удалился от нас. Мы продолжали путь на юг. В появившиеся окна все с тревогой увидели мелкобитый лед. Где тут сядет Алексеев? Найдет ли он подходящий аэродром?

8 часов 15 минут. Впереди показался остров Рудольфа. Он покрыт шапкой облаков. Самолеты кружили над островом, но сесть было нельзя, облака спускались до самой земли. Наконец, Водопьянов заметил, что ветром распахнуло один из склонов купола. Флагман решительно направился к склону. Осторожно все [179] корабли сели на гору и тяжело вырулили наверх.

Путь закончен. Навстречу бежали зимовщики. Мы дома.

Биографии четырех

(Рассказанные ими самими накануне отлета на Северный полюс)

Иван Дмитриевич Папанин

Родился я в Севастополе в 1894 году. Отец мой был матросом, затем работал молотобойцем. Сейчас ему 71 год, но его здоровье, пожалуй, крепче, чем у меня. Проучившись четыре года в начальной школе, я вынужден был поступить на завод точных приборов и начать самостоятельную жизнь. В ту пору мне было 14 лет. В 1914 году был призван на военную службу и вскоре попал во флот. Октябрьская революция застала меня в рядах армии. Вместе с товарищами я участвовал в походах против Корнилова и Каледина, дерясь под знаменами партизан. В 1919 году строил бронепоезда, затем был переброшен на юг и назначен комиссаром оперативного управления при командующем морскими силами юго-западного фронта.

Наиболее интересным эпизодом своей боевой деятельности я считаю работу по организации повстанческих отрядов в Крыму, в тылу у Врангеля. С этой целью был создан небольшой отряд, который ночью на катере перебрался из Анапы в Крым. Высадились мы под деревней Капсихор. Выгрузили все имущество, пулемет, бомбы, патроны, объемистый груз денег царской чеканки. Связались с партизанами. По всем [180] лесам Крыма, где прятались татары, скрывавшиеся от мобилизации и белого террора, распространилась весть о нашем приезде. Мы приступили к организации из мелких раздробленных отрядов единой крымской партизанской революционной армии. Оружия, правда, у нас было маловато, но вскоре мы нашли выход: сами белогвардейцы стали приносить нам оружие, получая за него немедленно оплату деньгами царской чеканки. Работа кипела.

Однажды мы обнаружили, что наша касса пуста. Все деньги были израсходованы на приобретение пулеметов, винтовок и патронов. Нужно было пополнить казну, а кроме того, информировать командование о ходе операций. Командующий повстанческой армией возложил эту миссию на меня. Но как пробраться в Советскую Россию? Я обратился к контрабандистам, которые тайком вывозили из Крыма муку. Те согласились. Меня спрятали в мешок и под видом мучного куля погрузили на суденышко. Ночью наш невзрачный корабль отправился в Турцию, в Трапезунд. Однако в море капитан узнал, что в Трапезунде мука дешева, а посему переменил курс на Синоп. Высадился я там и пошел пешком по берегу Турции до Трапезунда. В Турции творился ералаш: армия без погон, шпики, английская и французская контрразведки, дредноуты. Чтобы отвлечь внимание, я оделся в лохмотья, отпустил бороду, принял вид нищего. Попрошайничая, шел из города в город. Через три недели добрался до Трапезунда. В Трапезунде разыскал друзей, переоделся, побрился и немедленно отплыл на катере в Новороссийск. Вместо Новороссийска попали в Гагры. Там в это время были белые. Они встретили нас пулеметным огнем. Капитан [181] в панике спрятался в трюм. Я занял его месте и вывел катер в море. Вскоре мы были в Новороссийске.