На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр) - [25]
– А? Что? Чего надо? – пробубнил он, протирая опухшие от пьянства и похмельного сна глаза.
– Паша, ты не узнаешь меня? Вспомни «Смелый» в прошлом году.
– А… Студент. Водка есть?
Мы с Шуриком, хоть и были еще почти зелеными пацанами, но запасли по бутылке на дорогу. Одну из них тут же достали. Воодушевленный Паша открыл ее, согнал мух с немытых алюминиевых кружек на тумбочке, на которой еще были грязные консервные банки и засиженные мухами нарезанные куски хлеба, плеснул каждому по глотку и произнес: «За встречу». На стук алюминиевых кружек стали просыпаться другие обитатели сарая. Бутылку тут же распили, потом у кого-то нашлось еще две бутылки питьевого спирта. Короче, спустя час все опять продолжили прерванный похмельный сон, благо, что наступило ночное время, хотя солнце в полярный день и не думало скрываться за горизонтом. Мы освободили от рюкзаков кровать и, сидя в полудреме, в весьма непривычных, мягко говоря, условиях дождались утреннего рейса из Архангельска, которым прилетел начальник мелководной партии Сергей Алехин, после чего началось какое-то движение.
За нами подошел скрипучий и дребезжащий старенький ПАЗик, на котором мы поехали в Нарьян-мар, причем, как оказалось, пока лишь к месту следующего ночлега. Вспомнились слова популярной тогда песни:
Нарьян-мар мой, Нарьян-мар,
Городок не велик и не мал,
У Печоры у реки,
Где живут оленеводы
И рыбачат рыбаки.
Судя по этим словам, ожидали увидеть что-то похожее на Мурманск или Архангельск, просто в несколько раз поменьше. Сейчас, говорят, город стал получше, а тогда увиденное повергло в шок. По единственной асфальтированной (весьма условно) улице Смидовича бегали облезлые собаки и стояли невысыхающие лужи. Весь жилой фонд города, представлявший собой сгнившие деревянные бараки, находился в аварийном состоянии. Единственным небольшим кирпичным зданием в городе был горком партии, а из деревянных построек самым интересным было здание почты со шпилем. Здесь у почты в первый же день нашего пребывания произошла неожиданная встреча с нашим однокашником Женей Фельдбаргом, который вдвоем с нашим же одногруппником Костей Китом оказался тут на практике от другой организации – на магнитной вариационной станции в заброшенной деревне неподалеку. Как потом оказалось, в той же деревне Никитцы в устье Печоры, куда направлялись и мы.
Переночевали мы (если это можно назвать ночевкой) на борту бывшего десантного судна с откидной аппарелью, предназначенного в свое время для перевозки танков и БТР, а сейчас примитивно переоборудованного под мелководные работы. Ночевка в тесном кубрике на шесть человек превратилась опять в пьяную оргию бывалых мореманов, на которой мы должны были присутствовать в качестве благодарных слушателей былей и небылиц об их приключениях преимущественно на сексуальном фронте.
На следующий день мы все же оказались на временной базе мелководной сейсморазведочной партии в устье Печоры в 12 км ниже Нарьян-мара по течению. Каково же было наше удивление, когда геофизиков-дипломников нашего курса оказалось здесь – в забытой богом и заброшенной людьми деревне Никитцы – шесть человек: Костя Кит, Женя Фельдбарг, Леня Зимаков, Вася Попов, Саша Череповский и я. Причем прибыли мы сюда, не сговариваясь, различными путями и от различных организаций. Можно было бы усмотреть в этом какой-то высший смысл, но его не было. Тем не менее, такая невероятная случайность произошла.
Выбрали понравившуюся нам избу, привели ее в порядок, расставили раскладушки, натянули пологи от комаров и стали обживаться.
Была середина июня, и по ночам, несмотря на незаходящее солнце, было еще прохладно. Заготавливали дрова и топили печь в избе, причем не столько для тепла, сколько для борьбы с комарами, которых здесь в болотистом устье Печоры с ее многочисленными рукавами и протоками было великое множество. Не спасали ни накомарники, ни диметилфталат, выданный начальником отряда Дьяченко для смазывания открытых частей тела. Немного помогала купленное еще в Мурманске средство «Дэта», которое отпугивало комаров хотя бы на час. Когда мы, растопив печь, умышленно закрывали заслонку, наполняя избу угарным газом, выходя при этом на улицу, то после двух-трех часов такой обработки из избы выметали два почти полных ведра погибших комаров.
Поскольку жили мы в «автономе» от цивилизации, важна была хоть малейшая связь с ней посредством лодки с подвесным мотором, на которой можно было ловить рыбу и достичь обитаемой еще деревни в шести километрах ниже по течению, куда два раза в неделю привозили хлеб. И вот однажды этот мотор вышел из строя. Механик Гарнольд Сергеевич Лукьянов, взявший над нами шефство и реально давший нам потом несколько уроков выживания в тундре, начал его чинить, сняв крышку кожуха. После очередной попытки запустить двигатель маховик мотора слетел и упал в воду. Это было похоже на катастрофу. Бесспорно, надо было пытаться его достать. Бросили жребий, и лезть в воду с температурой не больше 8-10 градусов выпало мне. День между тем был довольно теплый и безветренный с температурой воздуха выше 20 градусов, в результате чего «вылет» комаров был просто грандиозным. Я разделся, надел маску с трубкой и стал пытаться погрузиться в эту почти ледяную воду, что требовало серьезных усилий над собой. Тут же на мое оголенное тело набросились тысячи комаров. Никогда не забуду этого жуткого ощущения: сверху меня жалило полчище комаров, а снизу была ледяная вода, Для спасения от них требовалось нырнуть в эту ледяную воду, что я и сделал. После первого же моего заплыва взмученный ил не дал возможности разглядеть маховик в этой воде. Однако после трех-четырех заходов удалось на ощупь его обнаружить и в конце концов починить лодочный мотор хотя бы по временной схеме. После этой бодрящей водной процедуры меня как следует растерли и принудили выпить стакан разведенного спирта «через не могу». Это помогло, и обошлось без простуды. Ребята засняли самые интересные фрагменты моего погружения на любительскую кинокамеру, которую я купил в предыдущий год на заработанные «шпицбергенские» деньги. Благодаря этому некоторые кадры 30-летней давности сохранились.
Большинство героев книги – люди романтических профессий. Они подолгу находятся в экспедициях, путешествиях или несут трудную вахту на далеких северных промыслах. Для таких людей дружба и любовь, чувство долга и взаимовыручка – не пустые слова, а главные ценности жизни. Поэтому читателю будут близки их переживания и мысли. Несмотря на то, что эта книга – фактически первый литературный опыт известного ученого, она отличается увлекательным остросюжетным повествованием, в котором много романтики, приключений и настоящих чувств.
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.