На веки вечные - [53]

Пошатываясь, он отошел назад, отвернувшись от меня с шокированным и напуганным лицом. Облокотился об окно, положив кулаки на подоконник, прижав лоб к стеклу.

— Знаешь, что, Эвер? По правде говоря, сначала я был с тобой, потому что надеялся, что ты откроешься. Я думал, что, может, из нас с тобой что-нибудь получится. Как будто мы могли влюбиться, если бы ты чуть приоткрылась. А потом я встретил Келли, и... у нее было все, чего не было у тебя. У нее были эти... чувства, которых ты просто не показывала. Я парень. Знаю, что предполагается, будто меня не волнуют чувства, но так и есть. Она была открыта. Разговаривала со мной. У нее были друзья. Своя жизнь. У нее нет тайных друзей по переписке, тайных рисунков.

Он бросил на меня взгляд, слегка повернувшись.

— Хочешь правду? Да, к тому времени это была... привычка. Я боялся порвать с тобой. У тебя была только твоя сестра, и я... волновался. И плюс — да, еще и секс.

— Но в основном секс.

— Ну и что? — закричал он. — Разве это что-то значит?

Я встала, взяла сумку и засунула ноги в угги.

— Нет. Наверное, нет. Я ухожу. Просто убирайся из моей квартиры, из моей жизни.

Он схватил свою сумку и обувь.

— Ну, это будет легко. Начнем с того, что меня и не было в твоей жизни.

Он сел, натянул носки и обувь, и говорил, завязывая шнурки Найков:

— Хочешь знать? Ты ведешь себя так, как будто я тут самый плохой, потому что изменяю тебе. И может, я заслужил это. Конечно. Я беру вину на себя. Но спроси себя, почему все это время ты оставалась со мной. Если ты так и не собиралась впускать меня, так и не собиралась делиться со мной самой собой, своим сердцем, тогда почему ты оставалась со мной? Почему ты позволяла мне быть с тобой? Ты бы могла в любое время со всем покончить. Но так и не сделала. Спроси себя, почему, и спроси, отличается ли это от того, что делал я. Может, ты и не проводила время с этим парнем из писем и портретов, но все-таки ты прятала от меня эту часть себя и отдавала ее другому. И это, если спросить меня, и есть настоящая измена.

И потом он ушел, а я осталась одна, его последние слова звенели у меня в голове.

Его измена не могло заставить меня плакать. Но эти слова, эта правда... это заставило.

Когда я садилась в машину, то подключила айфон через USB кабель и включила «Pandora». И какую песню я услышала первой? «Delicate» («Хрупкая») Дэмиена Райса. Чудесно. 

Глава 22

И снова размолвка, старые друзья

Кейден

Алекс передал мне косячок, и я держал его, опустив руку, пока он заворачивал на Бобьен-стрит. Я затянулся, пока мы проезжали мимо пустых зданий, сожженных складов и витрин, изрисованных граффити, мимо людей, столпившихся на углу. Я ждал, что Алекс начнет говорить. В последнее время он был сам не свой, у него развился маниакально-депрессивный синдром: то он беспорядочно носился туда-сюда, то пребывал в мрачной депрессии.

В мой первый год в Колледже Изобразительных Искусств Алекс был моим единственным другом. У меня были одногруппники и учителя. Партнеры по лаборатории и по групповой работе, критики. Но друзей, кроме Алекса, не было. Он не задавал вопросов, просто принимал меня таким, какой я есть. Показывал свои любимые закусочные и рестораны. Покупал пиво, потому что ему было двадцать два, давал покурить свою травку и не задавал вопросов, когда мне этого не хотелось. Я курил, потому что он курил. Мне нравилось быть под кайфом, но только когда одиночество давило слишком сильно. Алекс не занимал много места в моей жизни. Он был моим приятелем, кем-то, с кем можно потусоваться. Рисовали мы молча, я сидел за кухонной стойкой, а он на диване, и в его айподе играл классический панк. Панк мне по-настоящему не нравился, но его любил Алекс, и я привык. Вроде как.

Так что теперь, когда депрессивная фаза Алекса продолжалась уже больше недели, я заволновался. И я не знал, что делать — только подождать, пока он не будет готов говорить.

Ему пришлось припарковаться на какой-то улочке, чтобы свернуть косячок, прежде чем он был готов говорить. Этот я не курил. Он курил его один, зажав во рту, пока колесил по Детройту, ездил по темным улицам, туда, куда нам не нужно было соваться. Потом он нашел одну особенно темную улицу, где окна домов были заколочены, и стал ехать по ней со скоростью не больше пятнадцати миль в час, с выключенными фарами, высунув голову из окна, считая дома. Я понял, что он нашел нужный ему дом, когда Алекс припарковался перед ним.

— Жди здесь, — он вышел из машины и закрыл за собой дверь.

Я почувствовал, как все внутри сжалось. Здесь было не место белому тинейджеру из Вайоминга.

— Нет, Алекс, я... не останусь тут. Тут... небезопасно.

— Не будь бабой. Если кто-то начнет доставать тебя, скажи, что ты ждешь меня. Тут меня знают. Не выходи, просто жди тут. Сейчас буду.

— И что ты будешь делать?

Он с отвращением взглянул на меня в открытое окно.

— А что, мать твою, ты думаешь, я буду делать? Пить чай с королевой? Покупать наркоту, ты, деревенщина.

Он хлопнул ладонью по двери.

— Расслабься, бро. Все будет в порядке.

И вот я сидел в старом побитом шевроле «Монте Карло», в каком-то переулке в Детройте, в половине второго ночи, вокруг меня клубился дым косячка, который тлел в пепельнице. Фонари или не работали, или слабо мигали, создавая в ночи эффект замедленной съемки. Мимо меня проехал красный классический двухдверный «бьюик», длинный, как боевой корабль, и его аж трясло от басов. Окна были закрыты, из-за тонированных стекол на меня с любопытством глядели два человека. Когда они проезжали рядом, всего в двух футах, не больше, то притормозили. Сердце у меня выпрыгивало из груди, пульс участился, в животе все переворачивалось. Мои глаза встретились с глазами водителя. Я не кивал ему и не отворачивался. Казалось, прошла целая вечность, пока он не повел подбородком в мою сторону, мотор взревел, и машина скрылась за углом.