На веки вечные - [41]

Она осмотрела меня, увидела мои промокшие белые носки.

— Твои ботинки, где они?

— Мне кажется, я в порядке. По-моему, в меня молния не попала. Хотя была близко.

Я схватил ботинок, который застрял в стремени Генри, но не смог вытащить его. Резина была приварена к металлу, и я заметил, что в том месте, где касалось стремя шкуры Генри, был ожог.

— Я думаю, молния ударила в дерево, и потом заряд перешел на стремя. Видишь, тут расплавилось?

Луиза оглядела ожог, а потом потянула за ботинок и вытащила его.

— Думаю, тебе очень повезло.

— Действительно, — согласился я, — чертовски повезло. Ты в порядке?

Морщась, я с трудом натянул ботинок обратно на ногу. Он потерял форму, но это было лучше, чем идти босиком. Другой ботинок был в порядке.

Луиза кивнула.

— Да, estoy bien.[28]

Мы стояли лицом к лицу. Грозовые облака ушли, и поднялся проливным дождем. Он был таким сильным, какой бывает только после ужасного шторма в Вайоминге. Лошади фыркали, Генри толкал носом мерина Луизы. Табун, наверное, продолжал двигаться, но точно я не знал. Мне нужно было найти лошадей и привести в северное стойло, но в тот момент все, о чем я мог думать, — Луиза, которая стояла в нескольких футах от меня. Она повернулась ко мне лицом и как будто подходила все ближе, ближе. Я почувствовал, как меня касается ее холодная, мокрая рубашка, и потом что-то мягкое прижалось к моей груди.

В этот момент каждая клеточка в моем теле была настроена на нее. Я даже не знал ее фамилию, но знал, что происходит. Я знал, что хотел этого. Хотел почувствовать, как ее губы прижимаются к моим. С тех пор, как увидел ее, я не думал о маме или папе, не думал о глухой боли в моем сердце, в моей душе. Я был не одинок. Я был Кейденом, а она — Луизой, и это все, что имело значение.

Я чувствовал, как ее твердые соски прижимаются к моей груди, а мои руки оказались на ее талии, и она прижималась ко мне всем телом. Ее карие глаза были такими большими. Длинные ресницы трепетали под дождем, мокрые пряди волос чернильного цвета прилипли к ее щекам, к подбородку, к шее. Я почувствовал, как ее руки легли мне на плечи, почувствовал ее дыхание на лице.

— Besame...

— Что? Я не... не говорю по-испански.

Мне показалось, что я догадался, о чем она сказала.

— Можно мне поцеловать тебя?

Она только улыбнулась и сильнее прижалась ко мне.

— Si. Именно это я и сказала.

Ее губы были теплыми прямо противоположно холодному дождю. Я чувствовал, как будто внутри меня все еще сверкает молния, бьет в тех местах, где ее тело касается моего. Она выгнула спину, прижав губы к моим, схватив меня за лопатки.

Этот поцелуй длился вечность. Никто из нас не думал прекращать первым, мы оба одновременно оторвались друг от друга, жадно вдыхая воздух. Глаза Луизы нашли мои глаза.

— Я... целовалась раньше, но не так.

Она положила руку мне на затылок и, прижав меня к себе, взяла в рот мою нижнюю губу.

— Хотела бы я, чтобы не было дождя.

Я отстранился от нее и недоуменно посмотрел.

— Почему?

— Чтобы этот поцелуй не кончался.

Что-то в ее страстном, разгоряченном взгляде подсказало мне, что она имеет в виду больше, чем просто поцелуй.

Когда я понял это, то почувствовал, что краснею. Она казалась такой тихой, сдержанной. Пока мы разговаривали, то всегда говорила спокойно, сдержанно, не ругалась и не использовала бранных слов. Двигалась с грацией и изяществом, и эта... прямота была неожиданна.

Луиза, должно быть, заметила, как я покраснел, потому что ее губы растянулись в удивленной и почти хищнической усмешке.

— Esto virgen?[29]

Последнее слово я точно понял. Я кивнул, глядя на свои ботинки. Она еще раз легонько поцеловала меня, а потом отошла и протянула поводья Генри.

— Пойдем, нужно идти. Дождь не перестанет идти еще para muchas horas.[30]

Табун разбрелся, и у нас ушло больше часа, чтобы собрать лошадей и привести их назад в стойло, где уже ждал дед. На его лице гнев смешивался с беспокойством.

— Где ты был, Кейд?

Я поднял ботинок и показал ему расплавленную подошву и обожженный участок шкуры Генри. Перед тем как сесть, я осмотрел Генри, он не пострадал, только волоски на коже обуглились.

— Нас застала буря, дед. Мы едва не застряли.

Заговорила Луиза:

— В него попала молния, señor Монро. Его выбило из седла.

Дед прищурился.

— Ты в порядке, сын?

Я кивнул.

— В порядке. Прямо не попало. Ударило в дерево, а потом перешло на стремя. Меня выбило из седла, но я в порядке. Хотя понадобятся новые ботинки.

Дед посмотрел на Луизу, и потом быстро отвернулся. Луиза взглянула вниз и скрестила руки на груди.

— Дай девушке рубашку, Кейден. Ей нужно прикрыться.

Я снял рубашку и дал ее, но вместо того, чтобы попытаться натянуть ее, она прижала рубашку груди, тем самым прикрывшись, а потом взглянула на деда.

— Lo siento,[31] — пробормотала она.

— Que está bien.[32] Дед говорил по-испански почти без акцента, что немного удивило меня. Но потом я вспомнил, что Мигель работал на деда задолго до моего рождения, и дед на время горячих сезонов обычно нанимал родственников или друзей Мигеля.

— Vete a casa, niña.[33]

— Si, señor, —она взглянула на меня и слегка улыбнулась. — Спасибо, что прокатился со мной, Кейд. Может, потом мы сможем прокатиться снова?