На тройках - [19]

Еще тоскливее делалось на сердце... Живая сила разгулялась в поле; все жило своей особенною, непонятною жизнью - и вьюга, и поле, и взбаломученные хлопья снега, и только кони, люди да колокольчики замешались сюда ни к чему, как лишние гости на чужой праздник.

Ехали все тише и тише. Колокольчик вздрагивал и стонал, но не заливался, как раньше, беззаботною песней.

Лошади пошли шагом.

- Да, ну! Дьяволы! - раздался сердитый окрик, точно сквозь стиснутые зубы, и следом за тем щелкнули резкие удары кнута. - Вытягивай!..

Лошади потянули недолго изо всей силы и вскоре остановились, тяжело дыша. Слышно было, как кнут много раз врезывался в их спины, но повозка стояла на одном месте.

- Что такое? - спросил Бородатов, высунувши голову.

Однако ничего не мог разглядеть, кроме мутного вихря, который тотчас же влепился ему в лицо и хлестнул по глазам. Лошади стояли, понурив головы, и вздрагивали от беспощадных ударов. Ветер свистел в хвостах и гривах, шуршал по крышке и по оглоблям; с невероятною злостью он дул прямо в глаза; разыскивал малейшие лазейки и сквозь двойные шубы пробегал по груди и ногам. Все присмирели, все думали одну общую думу: как быть?.. В темноте перед глазами прыгали и носились снежные призраки, и ужас бессилия охватывал душу.

- Что, ямщик? - спросил заискивающим голосом Панфилов.

Ямщик, который с кнутом в руках ходил отыскивать дорогу, вырос вдруг из мрака как привидение и, подойдя к повозке, сказал, не слыхав вопроса:

- Нету пути.

- Да ты поезжай, голубчик, как-нибудь; авось выберемся на дорогу.

- Где выбраться!.. Ишь темень-то, хоть глаз выколи!..

Да и бура разыгралась на диво.

- А ты все-таки поезжай, милый! Авось, как-нибудь...

Ямщик, что-то проворчавши, уселся покрепче и потом, хлопнув рукавицами, подобрал вожжи. Лошади рванули было вперед, но под полозьями намело кучи снега. Долго бились, напрягая все силы, чтобы стронуть с места повозку, и, наконец, поехали шагом.

А вьюга разыгрывалась все пуще. Какая-то сила с шумом и свистом мчалась поверху и вдруг упадала вниз и пробегала дальше понизу, кувыркаясь и жалуясь.

- И дернул нас черт поехать в этакую погоду! - удивлялся Кротов. Насмерть озяб!.. Даже лошади не идут.

Действительно, повозки опять стали. А ветер метался по полю, кидаясь в разные стороны; то вдруг он затихал и плакал, то вдруг набрасывался с бешенством на повозку и стучал по ней словно кулаками, желая выворотить наизнанку чепчик, который весь тресся под его напором.

Вдруг где-то вблизи послышался мрачный аккорд, резкий, звучный, постепенно переходивший в протяжный вой.

Лошади захрапели. Не было видно, однако, прыгали они или нет, но только колокольчики зазвонили часто, бестолково, тревожно, и повозки дернулись сильно назад, а ямщик, слезший было на землю, бросился как угорелый в повозку и закричал:

- Волки! Волки!

Кротов высунул голову. Сквозь мрак и вьюгу глядели на него зловещие точки, горевшие фосфорическим блеском.

Трудно было определить расстояние - не то они были около, не то вдалеке, но они вспыхивали тут и там и, казалось, росли и приближались. Порывы ветра, дергавшие повозки, на всех наводили ужас.

- Пошел!! - вдруг закричал Кротов, напрягши весь свой громовой голос, и вслед за криком раскатился неожиданно выстрел. - Трогай!.. Гони!.. кричал без устали Кротов, оглашая простор то голосом, то выстрелом.

Опасаясь беды, Сучков тоже пробовал кричать ему:

"В небо стрелять! Кверху! В волков не надо!" - но своего голоса он не слыхал даже сам.

Свист кнутов и крики слились с общим гулом. Обезумевшие от страха лошади напрягли последние силы, и повозки тронулись, ныряя по ухабам и разворачивая перед собою сугробы снега. Выстрелы между тем сыпались один за другим; их зловещий рокот прорезывался сквозь стоны вьюги, и страшная ночь становилась еще страшнее. Встревоженные тройки, храпя и косясь, бежали наудачу вперед, без пути, еле переводя дыхание, и зловещие огоньки отдалялись и многие потухали... Уже несколько верст отъехали повозки, уже давным-давно исчезли огоньки, а лошади все бежали, фыркая, спотыкаясь и насторожив уши. Они бежали без направления и от усталости чуть не падали; наконец, измученные, тяжело дыша, остановились сами.

Было черно вокруг. Вьюга не унималась.

- Взглянуть бы, Матвей Матвеевич, нет ли кабака близко: сами остановились! - посоветовал Бородатов. - Лошади на этот счет понятливы.

- Чего кабак! - сердито возразил ямщик. - Тут и кабаков нету.

Однако он слез и пошел куда-то.

- Поищи, нет ли дороги! - крикнули ему вслед.

Ямщик вскоре вернулся.

- Ни зги не видать, - сокрушенно сказал он, подходя к повозке. - Какие тут кабаки! От города далече, - кабаков не бывает.

- Так где же мы стоим?

- А кто-е знает, нету пути! Ишь какая метель, - разве что видно... Всю ночь плутали; чай, скоро светать начнет.

Бородатов полез за часами и, испортив десятка два спичек, наконец разглядел: было около пяти.

- Ночевать, что ли, будем? - спросил ямщик.

В его голосе слышалось раздражение. Он и сам не знал, что теперь лучше: ехать ли неизвестно куда, или остаться.

Кони еле дышали, измученные долгою, тяжелою ездой.