Зальцберг покрутил ручку между пальцев, откинулся на спинку кресла, долго смотрел на Бланчарда и наконец изрек:
— Вы можете идти.
— Итак, теперь вы верите, что я сказал правду?
— Нет, — покачал головой Зальцберг — не верю. Я склонен верить Коксу. Его мы тоже проверили и репутация у него почище вашей. Вы оба добропорядочные граждане, поэтому если украденные деньги не найдены, то у нас нет оснований вас задерживать, — тут он наклонился вперед, глаза его зло и холодно сверкнули. — Но одно я могу вам гарантировать, Бланчард: мы будем за вами следить. Пристально следить.
— Следите, сколько хотите! — воскликнул Бланчард. — Я не виновен!
Девять недель спустя, поздним вечером, Бланчард постучал в дверь девятого номера мотеля «Бивервуд», в шестнадцати милях от города. Дверь открылась и тут же захлопнулась, как только он переступил порог. Бланчард снял пальто и улыбнулся русоволосому мужчине.
— Привет, Кокс.
— Привет, Бланчард, — кивнул кассир и облизал губы. — Ты уверен, что не привел за собой хвоста?
— Разумеется.
— Но полиция все еще следит за тобой?
— Теперь уже не с таким рвением, как в начале, — Бланчард похлопал кассира по плечу. — Перестань волноваться. Все прошло наилучшим образом.
— Похоже на то.
— Можешь не сомневаться. Зальцберг по-прежнему уверен, что мне каким-то образом удалось передать украденные деньги моему сообщнику. Но доказать это он не может. У них ничего нет, кроме твоего слова против моего. И они, как мы и рассчитывали, верят тебе. Сыщики и представить себе не могут, что деньги нашему общему сообщнику передал ты еще до того, как я подошел к тебе с запиской.
Находившийся в номере третий мужчина, плотный, седовласый, тот самый, что стоял у окошечка Кокса, когда Бланчард вошел в банк, разлил виски по стаканам и повернулся к собеседникам.
— Те деньги уже лежали в карманах моего пальто, и я спокойно вышел из банка, как только вы начали разыгрывать тот спектакль.
Бланчард взял один из стаканов.
— Итак, за наш успех. Похоже, что нам удалось совершить идеальное преступление!
Они выпили, посмеялись, потом поделили тридцать пять тысяч сто долларов на три равные части.