На торный путь - [57]

– Считаешь, в Лемберге нам повезёт больше?

– Вероятно. – Лесавецкий немного помолчал и предположил: – Думаю, там они такой толпой ездить не будут.

– А для нас самих надёжное пристанище понеприметнее в городе найдётся? – уточнил Кутлер.

– Конечно, – заверил Лесавецкий и, считая дело решённым, тронул коня.

Во Львов Кутлер со своими людьми въехал через Галицкую браму[55] в веже Кравцив[56]. Беспрепятственно миновав открытые ворота высокой и низкой стен (стража не пускала только в малые выходы на междустенный вал), маленький отряд оказался на узкой городской улице. Куда направиться дальше, Кутлер не знал, но это было известно Лесавецкому, и они поехали так, что Княжая гора с полуразрушенным шведами Высоким замком всё время оставалась у них слева.

Поручик привёл всех на постоялый двор, где и было решено обосноваться. Кутлер предполагал дождаться Синклера здесь и дальше действовать по обстоятельствам, благо, как считал капитан, на путаных городских улочках курьер будет не особо насторожен. Однако расположившегося было отдыхать Кутлера заинтересовал шум, поднятый на дворе, и он послал поручика Веселовского узнать, в чём дело. Поручик исчез надолго, и капитан начал уже подрёмывать, когда прибежавший Веселовский, бесцеремонно растолкав Кутлера, обеспокоенно сообщил:

– Там шляхтичи, что с Синклером были, приехали!

– Хорошо, – обрадованно кивнул Кутлер. – А сам Синклер где?

– Так нет его. – Поручик наконец-то высказал суть. – Шляхтичи говорят, курьер решил в город не заезжать и оттого, что больно спешит, прямиком поехал.

– Как прямиком? – вскакивая, воскликнул Кутлер.

Впрочем, без всяких вопросов было ясно: теперь придётся не о засаде думать, а гнаться за перехитрившим их курьером. Ночь прошла в спешных приготовлениях и рано поутру, едва городская стража Краковской брамы отворила ворота, семь сильно торопившихся всадников, возглавляемые Кутлером, первыми выехали за стены Львова и карьером понеслись по Волынской дороге, надеясь хотя бы к ночи догнать кативший по тому же пути дормез пана Гагберха.

Быстро догнать курьера не вышло, и показавшийся далеко впереди дормез люди Кутлера узрели только на третий день, когда уже начинали подумывать, что смысла в дальнейшей погоне нет. Правда, тут, в Силезии, устраивать засаду Кутлер не рискнул, хотя, судя по всему, теперь пан Гагберх ехал без всякой опаски. Не в пример Польше, здесь было немало весьма удобных дорог, и, какую из них выберет Синклер, капитан знать не мог. Поэтому решено было неотступно ехать следом, в ожидании появления благоприятных обстоятельств.

Так люди Кутлера безрезультатно миновали Бреславль, и лишь когда погоня достигла Нейштаделя, капитан решил, что пора. У дороги здесь рос густой лес, и после каждого поворота гнавшиеся за Синклером офицеры видели совсем близко обитый порыжевшей кожей задок неспешно катившего дормеза. Другого случая ждать было незачем, и капитан взмахнул рукой, после чего всадники, с рыси перейдя на галоп, в считаные минуты нагнали запряжённый четвернёй экипаж. На его облучке сидели лишь два кучера, и их, заскочив сбоку, враз скинули на землю.

Неуправляемые кони сначала испуганно понеслись вскачь, потом, запутавшись в сбруе, сбились в сторону, и дормез, съехав с дороги, застрял на обочине. Поручик Лесавецкий ловко спрыгнул с седла, распахнул дверцу кареты и, увидав внутри только одного путника, спросил:

– Пан Синклер?

Никак не ожидавший нападения курьер, вместо того чтоб выхватить пистолет, замахал руками:

– Нет, нет, моё имя пан Гагберх…

– Тоже годится, – ухмыльнулся поручик и, увидев, как Синклер, забившись в угол дормеза, судорожно хватается за большую сумку с застёгнутым клапаном, бесцеремонно рванул её у него из рук.

Позже, прямо на дороге сорвав запор клапана, капитан Кутлер первым делом проверил, там ли бумаги, которые им нужны, а затем, убедившись, что это именно они, приказал распотрошить карету так, будто на богатого путника напали грабители…

* * *

Главной заботой военного совета, готовившего новый поход, было желание облегчить подвоз артиллерии и снабжение армии провиантом. Для этой цели было приуготовлено двести тысяч лошадей, быков и верблюдов, а также дано указание Днепровской и Донской флотилиям действовать вкупе. По весне татары в очередной раз вторглись на Украину, и, хотя успешно были отбиты соединёнными отрядами, а казаки ещё долго преследовали неприятеля по степи, военный совет посчитал за благо учредить защитную пограничную линию протяжённостью с пятьсот вёрст.

Закончив дела в Петербурге, фельдмаршал Миних поспешил на Украину, где находились зимние квартиры частей его армии, и приказал всем, поскольку расстояния были значительны, загодя идти к Киеву. Для предстоящего похода военный совет предоставил в распоряжение Миниха сорок девять батальонов пехоты, сто драгунских эскадронов и более десяти тысяч казаков. Артиллерия общей численностью имела двести шестьдесят орудий, а всего армии было шестьдесят пять тысяч. Эти силы ещё надо было собрать, и, только дождавшись всех, Миних начал поход.

На этот раз решено было вести армию через Польшу, и, хотя поляки слали в Петербург жалобы, фельдмаршал пошёл к Днестру кратчайшим путём. Польский великий гетман велел шляхте сесть на коня, чтобы предотвратить беспорядки, коих следовало ожидать от лёгкого войска, и, исполняя приказ, это дворянское ополчение сопровождало шедшую несколькими колоннами русскую армию. Тем временем лазутчики донесли, что шестьдесят тысяч турок уже в Польше. Однако их паша не решился вступить в сражение и, разграбив по пути несколько деревень, ушёл за Днестр.