На своей земле - [8]

"Там говорят... по-английски, - прошептала Ингрид Бернс, когда мы приблизились к ограде виллы. - Ни слова на иврите или арабском. Пожалуй, это не американцы, а скорее валлийцы." "А о чем они говорят? - еще тише спросил Феликс. Он был больше всех обескуражен случившимся. - Я не могу разобрать ни слова." "Они обсуждают кого-то из своих знакомых и бурно ссорятся,." светили синие глаза Тани. В противоположность своему мужу, она просто купалась в экстремальной ситуации.

Амирам был потрясен больше всех. "Это не Израиль, - с болью повторял он. - Мы попали в будущее, где наша страна кем-то завоевана и заново отстроена. Я знаю эти места всю свою жизнь. Единственно, что меня утешает, что это и не Палестина Арафата. У арабов не может быть таких городов." "Почему? - впервые обрел голос Феликс. - А Эмираты? А Кувейт?" "Там есть даровой источник благосостояния и жесточайшая монархия, не способная, в отличие от обычной хунты, разворовать практически все. А арафатовская власть - "малина", как говорите вы "русские". Тут ни гроша не останется, не то что такое построить." "Англичане вернулись? - пред-положила Ингрид Бернс. - Хотя у нас совершенно иная градостроительная куль-тура..." "А это чья? - Володя Сырых растерял всю свою респектабельность. - Русская?" "Вот уж нет, невесело улыбнулась Таня. - Ни тебе деревянного забора, ни мусорных куч с мухами, ни проселков с лужами. Нет, Вовочка, не наша это с то-бой родина. Чужбина это..." "А на что же она похожа?" "Я знаю, - вслушалась куда-то ввысь Изабелла. - Мы с вами все-таки на родине. На исторической родине. Нигде больше разговор двоих не слышен за сто метров. Особенно если говорят на иврите и оба одновременно." "Где? - оживился Амирам. - Пошли туда скорее. Барух-ха-Шем! (Слава Богу). Если люди здесь громко говорят на иврите, то Израиль еще никем не завоеван!.."

"Вы кого-нибудь ищете, господа? - над живой изгородью появилась голова пожи-лого мужчины в панамке. - Я могу вам помочь?" "Англичанин" говорил на чистом иврите, но с непривычным акцентом. "Спросите, какое сегодня число? Сырых час-то моргал на незнакомца, который, в свою очередь, тревожно вглядывался в стран-ную группу людей у своих владений. - И какая это страна?" Но человек в панамке уж догляделся до Тани и вовсю ей улыбался. Ну, и она ему - тут за ней никогда не заржавеет. "Хавер, а хавер, - затараторила она. - Мы тут кино снимаем, про прошлое, ясно? И по ходу действия, по сценарию, перепили кцат. Вот режиссер, - она показала на меня, - совсем о..., - почему-то перешла она на русский, но ее новый обожатель радостно закивал и захихикал. - Так вот этот дурной режиссер уверяет, что мы пере-селились в будущее, понятно? Скажи ему, Бога ради, какое сегодня число?"

Он снял зачем-то панамку, вытер пот и назвал сегодняшнее число. "А год какой?" Он назвал наш текущий год. "А страна какая?" - заорал я, так Таней отрекомен-дованный, что терять мне было уже нечего. "Как какая? - начал все-таки волноваться хозяин виллы. - Эрец-Исраэль, какая же еще?" "А там что за город? - допрашивал его я-идиот, показывая на небоскребы. - Хан-Юнес?" "О городе с таким названием я не слышал, - снова надел он панамку, оглядываясь на женский голос из своего сада. - Там Ямит. Восточный, - добавил он неуверенно. - А вы откуда?"

"Вот что, любезные, - возникла женская голова рядом с панамкой. - Шли бы вы отсюда с вашими вопросиками куда к другим. А то у меня ротвейлер. Спущу, рады не будете." "Спусти, спусти, - рассердилась Таня. - Это наше любимое лакомство." "А, так вы корейцы? - рассиялась женщина, заметив среди нас Феликса и ради него тут же сменив гнев на милость. - Надо же, а как хорошо на иврите говорите... За-ходите. Чего через забор говорить?" "А ротвейлер? - засмущался Феликс, - Я не ко-реец. Я евреец. Я собак с детства боюсь." "Как тебя зовут? - таяла хозяйка, спеша к калитке. - Заходи, Феликс. И все заходите. А собак я сама боюсь. У нас только кошка."

***

"То есть ты видел собственными глазами, - офицер строго смотрел на сержанта Ди-му, расстроенного непонятным инцидентом, - что эти арабские подростки сами напа-ли на иностранных журналистов, Амирама Эйделя, еще двух поселенцев и эту гос-пожу Бергер?" "Я услышал крики, и мы поспешили к пляжу." "И там на израильтян напали палестинцы, так?" "Этого я не видел. Когда мы подошли, Амирам лежал на песке с разбитой головой, толстый поселенец ударил вот этого кулаком в лицо, а Бергер так их кидала, как и мне слабо." "Ага, - обрадовался депутат. - Что я вам ска-зал? У нее специальная подготовка. Это почерк КАХа, наша партия в этом уве-рена. Ее надо немедленно допросить!" "Разыщи мне ее сначала, - огрызнулся офицер. - А еще лучше англичанку с русским. А ты что скажешь? - обратился он к бледному гла-варю подростков. - Кто на кого напал?" "Мы шли ловить рыбу, а они..." "Это ваши удочки?" - спросил Дима, поднимая трубу. "Минутку, - горел миролюбец. Сколько тебе, хамуд (симпатичный ты мой)?" "Мне? - улыбнулся подпорченный Димой хамуд. - Скоро семнадцать." "А им?" "Тринадцать, пятнадцать, шестнадцать, а вот ему вообще двенадцать - показывал симпатяга на невинных младенчиков, уже без обрезков труб в руках, с надутыми МАГАВом губками. - Мы им ничего плохого не делали, адони, а они..." "Начала женщина с белыми волосами?" - вкрадчиво подска-зал представитель лучшей части мирового еврейства. "Нет-нет! Та сразу испугалась и только прятала за спину свою камеру. Начала желтоволосая." "А-га! - прямо подскочил на песке миролюбчик. - Заметь, кацин (офицер), начала именно Берг-ер..." "Правильно, - загалдели сориентировавшиеся невинные овечки. - Они все ее называли мадриха (вожатая)." "Кто называл? - вызверился Дима. - Англичанка? Русский? Амирам?" "Помолчи, самаль (сержант), - прикрикнул офицер. - Тебе еще придется отвечать за пули в их ногах. Сколько раз тебе говорили - по детям не стре-лять?" "Детки больше меня ростом..." "Они были безоружными! - зашелся в исте-рике мирохранитель. - Ты хотел бы быть на их месте, даже и с трубой против автомата? Тебе мало того позора, которым МАГАВ и ЦАХАЛ покрыли нашу страну, стреляя из танковых орудий по палестинским детям, вооруженным камнями и бутыл-ками?.." "В бутылках, - потемнел лицом Дима, - у них не йогурт, господин депутат. От такой бутылки у нас трое "позорников" сгорели в своем джипе." "Неважно, - пре-рвал спор следователь. - Итак, Бергер как-то задела самолюбие этих подростков, что-бы спровоцировать их на драку в присутствии иностранных корресподентов, так?" "Этого я не видел, - угрюмо ответил Дима. - Я видел, что они уже ударили старика по голове, а она..." "Она отняла у них трубу, разве не так? Кто тебя просил, самаль, - наседал депутат, - разрешения прикончить этой трубой уже искалеченного тобой ма-льчишку? Бергер или не Бергер?" "Бергер, - неохотно признался сержант Дима. - Но я не разрешил." "Наконец, хоть слово правды. И она при этом была вооружена, а он, - прорыдал депутат, показывая на главаря, - корчился от боли на песке, после того, как ты его изуродовал. Знаешь ли ты, что врач сомневается, будет ли этот мальчик иметь детей в будущем?" "Тебя не смутило, - продолжал офицер, - что Бергер была достаточно искусна, чтобы разоружить тех, кого ты посчитал бандитами?" "Ей да-леко за пятьдесят. Так что они напали на старика, двух пожилых женщин и пожилого мужчину... - начал было Дима, но депутат перебил его криком: - Зачем ты снова врешь? Мы же только что выяснили, что напали не они, а наоборот!!" "Так куда они делись? прервал миросеятеля офицер. - Что ты видел?" "Мы оставили их вот здесь. Машина с террористами появилась вон оттуда..." "С какими террористами? даже затопал ногами депутат. - Весь мир знает, что это были родители этих ребят, котор-ые ехали по своим делам с грудным ребенком, когда им сказали, что ты расстрелял их детей! Они бросились умолять хотя бы о праве перевязать их раны..." "И выстре-лили по людям из гранатомета, - безнадежно опустил голову Дима. - Я не знаю, - закричал он, - где воронка и осколки от гранаты. Я понятия не имею, куда делись поселенцы, журналисты и Бергер. Я видел только, что в дверях "зубару" появилось дуло с подствольным гранатометом. И сам послал ракету по машине, но они выстре-лили раньше, клянусь." "А потом?" "А потом... - тихо сказал "русский" сержант. - Потом я ничего не понял. Ни взрыва, ни людей..."