На свободное место - [19]

— Есть чего предложить?

— А тебе что, в Москве делать нечего? — спрашиваю я насмешливо.

Слишком уж наседает этот блондинчик.

— Тихо, Витек, — улыбаясь одними пухлыми губами, с угрозой предупреждает Чума. — Тихо. Против шерсти не гладь. Ты ко мне, а не я к тебе пришел. Помни. Вот и говори, с чем пришел.

— Твой кореш за тебя, я гляжу, похлопотать решил, — я киваю на Леху, который с обычным своим, угрюмым видом слушает наш разговор, не пытаясь вставить и слово.

Когда я указываю на него, он в ответ только мрачно кивает, зажав в зубах погасшую сигарету, и тут же, словно спохватившись, тянется за спичками.

— Так. Пока ясно, что ничего не ясно, — констатирует Чума, не спуская с меня глаз. — Давай дальше, Витек, если есть что.

Не нравится мне его поведение, разговор, даже взгляд. И я чувствую, что и я ему тоже не очень-то нравлюсь. Но ведь я себя веду вполне нормально и поначалу даже дружелюбно. Я решительно ничем не мог его настроить против себя. Откуда же это явное недоверие, эта ирония, даже враждебность? Он с этим уже пришел, что ли? Тоже вряд ли. Тогда в чем дело? Очень это все странно. И надо быть начеку.

— Вон он говорит, маслята тебе требуются, — продолжаю я. — Так, что ли?

— Допустим, — осторожно соглашается Чума.

— Ну вот. А какая пушка у тебя, толком не знает.

Я презрительно усмехаюсь.

— Не его это забота, — отвечает Чума. — У тебя какие маслята-то есть?

— А какие требуются?

Весь ассортимент показывать ему, пожалуй, не стоит. Такой обширный выбор и в самом деле может вызвать подозрение. А его уже и так, кажется, хватает. Да, Чума это не простак Леха. Откуда, интересно, взялась у него такая кличка — Чума? По виду вроде бы ничто на эту мысль не наводит, даже наоборот, цветущий ведь парень. Но и случайными они бывают редко. Вот, кстати, глаза у него… просто оловянные глаза, пустые, бесчувственные какие-то, даже, я бы сказал, жутковатые. Как Муза не заметила такие глаза?

— Надо к «вальтеру» номер один, — спокойно и четко произносит тем временем Чума. — Найдется или как?

И смотрит на меня с неприятной усмешкой.

— Пушка с тобой? — деловито спрашиваю я и достаю из кармана три патрона. — Примерить надо. Вот эти два от «вальтера», а номер не знаю.

— А говорил, знаешь, — угрюмо бросает Леха.

— Да? — косится на него Чума. — Выходит, запамятовал, профессор.

— Знаю только, что это от «вальтера», — сердито говорю я. — А этот вот от нагана. Еще и от ТТ есть, — и небрежно машу рукой. — Не мои они. Деловые мужики дали. А ты человека не путай, — обращаюсь я к Лехе, — Надо будет, он и сам запутается, видишь, какой самостоятельный.

И дружески ему подмигиваю.

Чума, не отвечая мне, спокойно придвигает к себе патроны и внимательно, не спеша их рассматривает по очереди.

— Ладно, — наконец говорит он и откладывает патроны в сторону. — Допьем сначала. Чего ж застолье-то портить. Давай, Леха.

И Леха с прежней готовностью плещет водку в большие зеленые рюмки.

— Ну, давай за баб выпьем, — предлагает Чума. — Умных и красивых. И своих до смерти. Вроде Музы. Ох и Шоколадка, я тебе скажу, — он облизывает пухлые губы. — Первый раз такую сладкую встречаю, ей-богу. Не оторвешься. Хоть сутки с ней сиди, хоть десять. Представляешь? И хитрющая, зараза, ты бы знал только.

Чума говорит все это самым безмятежным тоном, щурясь от удовольствия, но мне вдруг начинает казаться, что говорит он все это неспроста.

Мы чокаемся, выпиваем, потом лениво ковыряем закуску.

— А ты Музку раньше не встречал? — не желает почему-то кончать с этой темой Чума и не отводит от меня пустой, но цепкий взгляд.

— Не, — качаю я головой. — Уж такую бабу запомнил бы, будь уверен. А чем она хитрющая, говоришь? Тебя, что ли, перехитрила?

Что-то начинает меня не на шутку беспокоить в поведении Чумы. Я и сам пока не могу понять, что именно. Но ощущение какой-то ошибки все сильнее тревожит меня. Что это за ошибка, где она допущена, я тоже понять не могу.

— Чем хитрющая? — усмехаясь, переспрашивает Чума. — Гадать умеет, понял?

— Цыганка, выходит?

— Почище цыганки. Та по руке гадает или на картах. А Шоколадка прямо по глазам. И все в цвет. А уж чует на расстоянии, как пес.

— Заливай, — недоверчиво усмехаюсь я.

— Точно тебе говорю! — убежденно и восторженно продолжает Чума. — Все у нее получается в цвет. Все сходится, про кого ни спроси. Тебе такая баба не снилась. Эх! — вздыхает он. — Как надоест, завалю. Чтоб другому не досталась. Ну, давай напоследок знаешь за что? За мать родную, а? Леха!

И командует же он этим Лехой! А тот беспрекословно, с готовностью подчиняется, с охотой. Нет, они в шайке на разных ролях. Это уж точно. Чума куда умнее, решительней и злобней, а потому и опасней. И он что-то подозревает, мне кажется. И что-то задумал. Неужели задумал? У меня, кажется, уже шумит в голове.

Мы выпиваем. И Чума решительно отодвигается от стола, поднимается легко, пружинисто, словно и не пил ничего, и говорит мне:

— Ну, ты, Витек, погоди тут. А я пойду маслята твои примерю.

Он сгребает со стола патроны и направляется в коридор. На пороге кухни он, однако, задерживается и, оглянувшись, командует:

— Леха! А ну, выйди со мной.