На суше и на море, 1986 - [81]

— Главное — живой остался, — посочувствовал Савельич.

Захар так раскочегарил костер, что искры взлетали до вершин деревьев. Подброшенные в костер зеленые ветви лиственницы густо дымят, отпугивая комаров. Такой костер в тайге, как тепло родного очага. Спокойно возле него, уютно. И текут разговоры о судьбах, о всяких историях, случаях.

— Твоя очередь, Иван, про жизнь рассказывать, — напомнил Буткусу Захар. Тот сидел в задумчивости, разбивая прутиком алеющие угли.

— У меня всякое бывало. Вечера не хватит…

— Мала-мала рассказывай, — настаивает Горохов.

— Придется, видно, рассказывать, — вяло соглашается Буткус. — Сколько раз находился на волосок от смерти, и не счесть. Вот раз, помню, было дело в шахте. Разрабатывали мы пласт подземным способом. Однажды спустились под землю, стали кайлить забой, вдруг слышим какой-то шум. Глянь, а к нам уже вода подбирается. Оказывается, прорвалась она в нашу выработку из реки и стала затоплять забои. Побежали к стволу шахты. По лестничному ходку еле успели подняться на поверхность. Другой раз чуть не задавило меня кровлей. Закрепили ее вроде как следует, но крепь не выдержала. Начала кровля проседать, а потом и вовсе рухнула. К счастью, повезло, мы с другом успели выскочить и прижаться ближе к стенке. Сидим, точь-в-точь как в мышеловке. Два дня без хлеба, без воды, и воздуха не хватает. Спасибо артельщикам, на третьи сутки откопали.

— Поди, страху натерпелись? — сочувствует Кеша.

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос отвечает рассказчик. — Только вскорости надоело нам работать в артели. Захотелось нам вольной жизни: перемену мест любим. И решились мы с другом Петром Сорокиным пойти на вольное старанье. Подкопили сухарей, другого припаса. По-весеннему зашумела тайга, речки лед скинули, и двинулись мы с Петром в путь-дорожку. И привела она нас в один распадок. Стали мы, значит, пробовать речники. Долго нам не везло. Только глядим однажды, а на лотке блестит. Тут все одно к одному: и вода по-настоящему пошла, и земля оттаяла. Вкалывали мы до упаду, себя не жалели. Исхудали, с лица почернели. Зато через месяц можно было подаваться к жилью.

— Крепко подвезло! — проговорил Савельич, подбросив в костер сухих веток.

— Подвезло, да только не пошло нам впрок. Решили выбраться к людям, собрали пожитки, пошли. И не чуяли, что беда рядом затаилась. Давно уже следили за нами бандиты. Подкараулили. Петра сразу кончили, я кое-как отбился, убежал в тайгу. Силушки-то у меня тогда было побольше. Едва живой вышел из тайги. Добрые люди меня приютили и выходили. Здесь, в селе, нашел хорошую, работящую девушку Машу, родом из старательской семьи. Сочетались, как говорится, гражданским браком. Стал плотничать, а она управляться по хозяйству. Ждали сыночка, да не суждено было. Однажды Маша упала с лестницы. Беда одна не ходит. Родился ребеночек мертвым, вскорости и сама Маша умерла. Остался я один на белом свете. Теперь снова хожу по тайге с геологами.

— Да, не сложилась у тебя жизнь, — подвел итог Кешка. — А все же по тайге лазить — хорошее дело, если б еще не комарье. — И он с остервенением хлопнул себя по шее.

Догорал костер. Пора было устраиваться на ночлег. Вскоре все обитатели лагеря погрузились в сон. Не до сна было только Захару: надо было приглядывать за лошадьми, делать для них дымокуры. Возле костра устроился Витим. Его чуткие уши ловили каждый лесной шорох. Временами он поднимал голову и настороженно всматривался в темноту, но, не уловив ничего подозрительного, снова погружался в дрему.

Не спалось в ту летнюю ночь и мне. Все думалось: как-то сложится мой первый самостоятельный сезон?

Первые маршруты

Лагерь-стоянку мы разбили в живописном уголке тайги, в долине небольшой бурной речушки. Поставили две палатки. Оборудовали очаг для таежного костра. Разобрали снаряжение и стали готовиться к первым маршрутам.

И началась обычная полевая жизнь геологов: многокилометровые маршруты, описание обнажений коренных пород, ведение дневника и составление геологической карты. В маршруты со мной чаще других ходили Ким с Захаром. Быстро, в считанные дни, наловчились они мастерски промывать грунт на обычном старательском лотке. Мы проводили шлиховое опробование мелких речек, чтобы определить их металлоносность. На долю Буткуса с Ивановым выпадала довольно тяжелая работа: им приходилось делать расчистки перспективных мест, проходить копуши и небольшие канавы. Савельич больше находился возле палаток, занимался хозяйственными делами, готовил неприхотливую еду, ухаживал за лошадьми.

Помня наставления своего профессора, несмотря на предупреждение Зенкова, я не только интересовался горными породами и геологической обстановкой, но и не проходил мимо старых выработок. Однажды в боковом распаде мы обнаружили обвалившийся шурф, до краев заполненный водой. Рядом возвышался небольшой отвал перемытой окатанной гальки и острых обломков горных пород.

— Какой странный бурый камень! — удивился Ким, разглядывая отвал.

— Видимо, это результат окисления и разложения серного колчедана — пирита, — пояснил я, внимательно посмотрев на отвал. — Этот минерал при разложении дает бурые окислы, напоминающие ржавчину. Здесь старатели брали из шурфа песок, промывали на бутаре или лотками, а всю промытую породу выбрасывали в отвал.