На суше и на море, 1986 - [28]

То, на что люди тратили годы и годы, за что Алексей Федченко, не задумываясь, отдал жизнь, доставалось нам просто и буднично.

Открытие Памира

Памир должны открыть русские.

А. П. Федченко

Целые поколения лингвистов пытались объяснить слово «Памир». Памир был как символ всего таинственного, почти недоступного, может быть мифического, как теперь Атлантида например. Кстати, ведь, по Эратосфену, и легендарные горы Парнас лежали где-то в истоках Оксуса (Амударьи). Парнас искали на Памире.

До европейцев слово «Памир» дошло значительно раньше, чем сами они дошли до Памира. Из старых китайских, индийских, иранских, арабских книг узнавали они об этой земле.

Китайский путешественник Сюань-Цзань, по-видимому, был одним из первых, оставивших письменный отчет о путешествии на Памир. Он писал: «Долина По-ми-ло имеет 1000 лье в длину с востока на запад и 100 лье в ширину с севера на юг; ее наиболее узкая часть имеет 10 лье в ширину. Она расположена между двумя снежными цепями; она очень холодная, и ветер дует там со страшной силой. Снег падает как весной, так и летом, ветер дует день и ночь. Почва насыщена солью и покрыта мелкой галькой. Там нельзя ни сеять зерно, ни разводить фрукты. Деревья и другая растительность очень редки; повсюду дикая пустыня, без следов человеческого обитания. В середине этой долины находится большое озеро Дракон; его протяженность —300 лье с востока на запад и 500 лье с севера на юг. Это озеро находится на невообразимой высоте в середине Та-Тзунг-Линг, в середине Тшен-пу-Тшу (Джамбу-Двипа). Если на него смотреть издали, оно представляется огромным морем, глазам границы его закрыты; слыша шум его волн, говорят, что это вопль пустынного грунта. Его воды чисты, их глубина невообразима, цвет воды плотной голубизны, вкус воды сладкий и приятный».

Впрочем, дело усложняли разночтения.

Нужно ведь было догадаться, что Болор, По-ми-ло, Пунлинь, Фамир, Бамир, Памер и Памиер, Паропамиз с вариантами — одно и то же.

Первым из европейцев, кто писал о Памире, был Марко Поло. Правда, сочинение его со вниманием прочли спустя века и века — книгу издали в Париже в 1824 году, когда уже и другие сведения были доступны ученым.

Англичане покоряли и изучали Индию — изучали, чтобы покорять. И неспециалисту бросалось в глаза сходство названий в верховьях Инда и Амударьи (Джейхуна, Оксуса): Кашмир, Памир, Тиримир, Амир… Может быть, основу всех этих слов составляет санскритское «мир» — озеро, ну а Памир тогда что-то типа «край высокогорных озер»? Догадка была, может быть, и хороша, но не имела подтверждения.

Меж тем за дело взялись знатоки Древнего Ирана. Может быть, Памир — это искаженное персидское Бам-иар и значит тогда «Крыша земли»?

Может, отсюда идет всем известное выражение «Крыша мира»?

Подставляли и другие персидские слова; иногда получалось складно: Пои-мор — «подножие смерти», не менее солидно, чем По-и-мург — «нога птицы». А еще лучше, например, Паи-михр — «подножие митры» (бог Солнца у древних иранцев), и тогда Памир — это «подножие солнца». Объясняли Памир «как последний край» иранских племен, что-то на манер американского «фронтира». Памир, как фронтир.

Путаница усложнялась еще и оттого, что с давних пор и по сей день между учеными идет жаркий спор о том, что называть Памиром. Одни называют Памиром всю территорию Горно-Бадахшанской автономной области, делая различие между Западным и Восточным Памиром; другие считают, что Памиров много — не меньше шести (так думал и А. П. Федченко); третьи доказывают, что только Восточный Памир правомочен носить это знаменитое имя; пятые (как О. Агаханянц), напротив, расширяют границы Памира за пределы государственных границ и считают, что понятие «Памир» «охватывает все сухие высокогорья этой части Азии между Алтайским хребтом на севере, Гиндукушем на юге, Кашгарским хребтом на востоке и Афганским хребтом Хоки-Ляль на западе… В таких границах Памир как высокогорная и одновременно сухая страна имеет очертания неправильного четырехугольника и занимает площадь, почти вдвое превышающую территорию Горно-Бадахшанской автономной области и вчетверо большую, чем площадь Восточного Памира».

Мы, говоря о Памире, имеем в виду именно территорию Горно-Бадахшанской автономной области.

Историко-политический аспект

Подойдем теперь к вопросу с другой стороны.

К концу 60-х годов прошлого века к российским владениям был присоединен Туркестан. В 70-х годах Бухара признала свою вассальную зависимость от российской короны. Ташкентский генерал-губернатор К. П. Кауфман, человек просвещенный, осторожный и гибкий, располагавший гигантской властью — не зря называли его на востоке Ярым-пашой (полуцарем), имел непосредственные сношения с соседним государством. Кокандское ханство, лежавшее на пороге Памира, было вполне уже «домашним». За перевалами, за Алтаем, лежала большая и неизученная область, в которой — об этом шумели газеты — все с нарастающей активностью действовали англичане.

С начала XIX века они правдами и неправдами проникали в Дарваз, Шунган, Вахан из Индии и подвластного им Афганистана. Их вклад в исследования Памира можно было бы назвать неоспоримым, если бы не утилитарно-военные цели. Скорее это были разведки, чем исследования, — не случайно же англичане проникали на Памир под видом паломников, переодевшись в местное платье, посылали своих агентов местных национальностей с единственной целью — разведать пути, переправы, перевалы, расположение крепостей. Географический уровень первых английских публикаций был таков, что русский исследователь В. Григорьев иронически называл их «образцом географической чепухи». Англичане проникали в чужие владения как соглядатаи, без разрешения.