На суше и на море, 1981. Фантастика - [3]

В ночи горели и мерцали «земные звезды». Они плыли над скелетиками кустов, зеленовато-голубые джейраньи глаза. Всеми переливами красок играл в саксаульнике барханный кот манул. Яркими рубинами светил геккон. А всех богаче и красивее был тарантул — обладатель восьми ярчайших изумрудов. Все это подтвердилось утром. Обнаружились аккуратные дорожки из листьев сирени — следы джейранов, растопырки барханного кота и останки скорпионов, фаланг, тарантулов: кот манул охотился за ними ночью. Нашелся и окоченелый трупик маленького геккончика, убитого свирепым тарантулом. Но это — утром. А пока стояла ночь.

— Ашир, — жалобно протянул Давид, — неужели ты меня пустишь одного к этим чудовищам?! Неужели ты сможешь сидеть спокойно и слушать, как хрустят кости твоего товарища? Нет, не верю, что в тебе не сохранилось ни грамма человечности!

— Сохранилось, не канючь, — проворчал Ашир. — Фонарик только возьми, а то ничего не увидим во мраке.

Все-таки сидеть у огонька было куда приятнее, нежели впотьмах. Выспавшись, они наслаждались чаем, светом, теплом.

Не боясь костра, ныряли к огню летучие мыши — ловили мелкую ночную живность, привороженную древними чарами огня.

— Слышишь, как пищат? — спросил Давид.

— Кто?

— Нетопыри.

— Смеешься ты, что ли? У них же ультразвук, с сорока пяти килогерц начинается. А предел человеческого слуха — чуть за двадцать.

— Это я и без тебя знаю, а мышей все равно слышу.

Грустное, тягучее кошачье мяуканье медленно проплыло над их головами. Ашир задумчиво сказал:

— В детстве я твердо верил, что это кошки по ночам летают: ловят мышей летучих. Потом уж узнал, что козодой иногда так кричит. А-а, привет, приятель!

В круге света стоял забавный ушастый еж на тонких и высоких лапках, напряженно шевелил блестящим, как антрацит, рыльцем, принюхивался. Мимо пробежала не боящаяся никого на свете свирепая жужелица-скарит. Но еж проглотил ее и пошел дальше, принюхиваясь.

— Добрая собака, — сказал Ашир.

— Где? — не понял Давид.

— Еж! По древним поверьям огнепоклонников, он к добрым собакам относится.

— Есть и злые?

— Как же без злых? Это наши давешние панцирные бойцы.

— Черепахи?

— Они самые. По преданию, творение злого бога Аримана. Но я слышал и более поэтичную легенду. О красавице Зохре, которая за любовь к дэву Харуту и за недоброе сердце была превращена аллахом в черепаху.

— Да-а-а, — потянул Давид после паузы. — Может, сообразим по рюмочке чайку?

Давид повозился среди вьючной поклажи, чертыхнулся пару раз и вылез с бутылкой коньяка и пластмассовыми неаппетитными стаканчиками.

— Рюмочки-то подкачали, — посетовал он, наливая.

— Ничего, — бодро сказал Ашир и, поперхнувшись, долго кашлял.

От коньяка приятные, теплые волны расходились по телу, и Ашира охватила раскованность, эдакое блаженное сознание собственной значимости. Он первый заглянет внутрь чудесного цветка, и его имя будет навсегда связано с раскрытием жгучей загадки.

Нетопыри перестали летать, зато к костру сползлись разнокалиберные насекомые пустыни. Мелькали мохнатые бражники, толстые и красивые; чернотелки уткнулись головами в песок, словно молились огню; изящно покачивались богомолы, прижимая к груди шипастые хватательные конечности. Даже верблюд подошел и время от времени шумно сопел.

— Вали отсюда, — желчно сказал ему Давид и швырнул маленькой, но каменно тяжелой саксаулиной. — Сопит тут, ну прямо как Хрусталев.

Верблюд обиделся и ушел переваривать жвачку. В освещенном пространстве бесшумно, как призрак, возник тушканчик, испуганно подпрыгнул без малого на метр, поймал маленькими ладошками бражника и растворился во тьме.

Проснулись они рано, как только стало розоветь на востоке. И звезда путеводная там сияла — Венера. А по-местному — Зохре. Та самая, которую аллах в черепаху превратил. Давид пошел ловить верблюда, ускакавшего на спутанных ногах в колючки. Ашир принялся готовить завтрак.

После завтрака они достали карту-трехверстку, сверили с ней кроки и решили, что уклонились от азимута. Ошибка была поправимой: прибавлялись два-три лишних километра.

Сперва все шло как надо. Ашир посматривал по сторонам и радовался хорошему утру. Давид временами бросал взгляд на компас.

— Ходил кто-нибудь этим маршрутом? — осведомился Ашир.

— А кроки господь бог составлял? — вопросом на вопрос ответил Давид.

— Главная экспедиция Мергенова этой дорогой пойдет? — не унимался Ашир.

— Нет, путь Мергенова более долгий и кружной. А наш маршрут напрямую, вроде самолетной трассы.

— А как кроки от Мергенова попали к нам?

Давид этот вопрос не удостоил ответом. Но ответа и не требовалось. Ашир и сам знал, что кроки добыты незаконно, чтобы спокойно день-два повозиться в Капище. Одно дело в одиночку исследовать, совсем другое, когда в одном месте человек двадцать локтями толкаются.

Между тем зловредный верблюд опять сбился с пути истинного. Его постоянно тянуло севернее. Они помчались вдогонку. Верблюд заметил опасность и пустился неторопливой иноходью, сразу увеличив расстояние между собой и преследователями. Все это было весьма некстати. К счастью, строптивый «корабль пустыни», описав широкую дугу, остановился, привлеченный видом цветущего янтака. Тут он и был изловлен, нещадно отруган, и после необходимой передышки экспедиция возобновилась.