На суше и на море 1980 - [12]
Когда геолог рассказал о последней теории, связанной с опусканием и подъемом материков, Северцев окончательно успокоился. Откровенно говоря, никакой теории не было. Был только факт — с временем ледникового периода совпадало поднятие и опускание материков. Факт этот ничего не объяснял, и никаких выводов из него геолог не делал. Когда все теории были исчерпаны, Северцев обозлился и произнес обвинительную речь против Баклунова: «Есть беспокойные старики. Они встают в пять часов утра и никому не дают выспаться. Они выдумывают головоломные задачи и заражают всех суетой и торопливостью. От них надо бежать без оглядки. Иначе они затащат вас в такие дебри, что вы вывихнете себе мозги. Вот и Баклунов — увидел бараньи лбы и морены на берегах Онежского озера, и сейчас же у него в голове завертелись шарики. Какой ужас пережила земля! Этот ужас надвигается на нас снова! Долой ледниковый период, да здравствует миоцен! С космическими законами эти старики обращаются, как с собственным примусом — их развинчивают на части, заглядывают внутрь и думают, нельзя ли их как-нибудь изменить, чтобы человечеству жилось лучше. Формальный бред! И это называется громким именем — пытливость человеческого ума!»
Горячность Северцева нисколько не испугала геолога. Он внимательно выслушал обличительную речь и как бы невзначай заметил, что всякая попытка решить задачу о ледниковом периоде благородна и заслуживает пристального внимания. Никто не думает менять космические законы, но бороться с их некоторыми последствиями человечество может!..
На следующий день утром Северцев получил загадочную телеграмму:
«Нас обставили. Привет победительнице. Баклунов».
Сначала Северцев ничего не понял. Потом он решил, что телеграф напутал. Очевидно, Баклунов сообщал — «нас ограбили». Днем он поехал в город. Всю дорогу стоял в тамбуре, курил и с тревогой думал, что из всех пассажиров только он один обворован.
5. Зависть
Когда Северцев сошел с трамвая и поднялся на седьмой этаж, там было тихо. Он открыл английским ключом свою квартиру, заранее ужасаясь взломанным ящикам и перерытым чемоданам, но в квартире было тихо, прохладно и пыльно. Все вещи стояли на своих местах. «Что за шутки!» — сказал Северцев, но тревога его от вида никем не тронутой квартиры еще усилилась. Он пошел к Баклунову. Капитан сидел на диване в густых облаках табачного дыма, сквозь дым блестели его спокойные глаза.
— Кого ограбили? — спросил Северцев.
— Кого? — спросил в свою очередь Баклунов.
— Вы послали мне телеграмму об этом.
Баклунов сел на диван и устало засмеялся. Нет ничего хуже когда при вас человек смеется от неизвестной причины. Это бесит! Северцев пожал плечами, сел и демонстративно потянул к себе газету — он ждал, когда Баклунов кончит.
— Не ограбили, а обставили, — сказал наконец Баклунов. — На телеграфе перепутали. Я вам телеграфировал: «Нас обставили». Обставили, как мальчишек. И обставил свой же брат — капитан дальнего плавания Гернет.
Северцев догадался, что дело, очевидно, относится к ледниковой эпохе. Неужели этот капитан решил так долго мучившую его загадку? Северцев тотчас забыл о своем отвращении к ледниковым теориям и обличительной речи против Баклунова. «Если Гернет разгадал полярный ребус, — думал Северцев, — то… нет, это невозможно».
Баклунов протянул ему тоненькую книгу в 120 страниц. Она была издана в Японии, в Токио, но на русском языке. Переплет ее был сизого цвета, как зимний горизонт. На книге стояли рядом два названия: русское — «Ледяные лишаи» и английское — «The ice lichens».
— Кто автор? — спросил прежде всего Северцев. Баклунов ему не ответил. Северцев взял книгу и прочел вслух: «Капитан дальнего плавания Е. С. Гернет».
Внизу он заметил подзаголовок: «Новая ледниковая теория, общедоступно изложенная».
— Черт возьми, оказывается, эти вещи можно даже излагать вполне общедоступно, — пробормотал он и отложил книгу.
Баклунов насмешливо улыбнулся:
— Гернет поистине с гениальной простотой объяснил происхождение ледниковой эпохи. Но этого мало. Он указал даже способы, как вернуть землю к миоценовому климату. Каково! В них нет ничего фантастического. Все просто, как свечка.
— Для вас все просто, — огрызнулся Северцев.
Баклунов перестал улыбаться. Спокойствие его было наигранным. Он бился над загадкой ледниковой эпохи несколько лет, но, как это часто случается, где-то в Японии старый капитан — морской агент СССР — думал над тем же. И решил задачу. А Баклунов опоздал. Казалось бы, открытие Гернета должно было его успокоить, но случилось как раз обратное. Баклунов чувствовал горечь и стыд. Если бы телеграф действительно напутал и вместо «обставили» передал «ограбили», то это слово совершенно точно передало бы настроение Баклунова. Он чувствовал себя ограбленным или, вернее, пассажиром, опоздавшим на несколько секунд к поезду, отходящему только раз в жизни. Об этом настроении Баклунова догадывалась одна лишь Наташа: отец перестал напевать, много курил и часами просиживал на диване, тяжело упираясь ладонями в жесткое сиденье. Думать в таком неудобном положении было невозможно, и Наташа поняла, что отец не думает, а попросту подавлен. Баклунов был не только подавлен, но и раздражен, как человек, у которого вырвали из рук только что начатую увлекательную книгу. Поступок Гернета казался почему-то грубым и несносным, как будто этот боевой капитан, бывший командующий Азовской красной флотилией, сделал свое открытие назло Баклунову.
