На суше и на море, 1978. Фантастика - [6]

Неслышно приблизился жрец Ваахоа.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — вполголоса сказал он. — Давай решать, пока не поздно. Еще не вошли в порт.

— Что решать? — машинально спросил Тангол.

— Оставь каноэ на попечение Туои и бежим в Нан-Мадол. Пусть каноэ плывет назад: Тумунуи не увидит этот край, ибо Туои поглотит океан.

— Но с ним будет Момо, — возразил мореход. — И что станется с моими верными людьми? — Он скосил глаза на матросов и гребцов.

— Подумаем лучше о себе, — сквозь зубы ответил Ваахоа.

— Нет. Тумунуи сгноит их в яме. А Момо мой старый друг.

— Верно… — задумался жрец. — Тогда Момо уйдет с нами.

Тангол отрешенно смотрел на дамбы, насыпи, поднявшиеся из воды, и не мог решиться.

— Помни о Великой реке. Отсюда мы начнем свой путь к ней… Доверься мне. Ты увидишь новый мир! Я тоже когда-то покинул родину, ибо меня вел дух поиска. Я одолел непроходимый лес и Снежные горы и достиг берега Кива… Меня схватили темнокожие люди с каноэ, стоявшего в бухточке. Так я очутился в Гавайиде. Потом был продан жрецам Нан-Мадола. Стал ученым жрецом — спустя двадцать лет!.. — Ваахоа понизил голос, искоса глядя на Туои, стоявшего поодаль. — Меня ценит Верховный жрец Нан-Мадола. Но боль в душе, тоска не дают мне спать. Я думаю о Пинтоде, он еще жив, я чувствую это! И упорно ждет сына. Я не знаю Кивы и один не доберусь до Великой реки. Помоги мне!..

— Что получу я взамен? — прервал жреца Тангол, хотя уже знал теперь, ради чего стремился к Великой реке.

— Что?… Мой отец Пинтод поведает тебе о чуде. В дни ею молодости в лес упала Серебряная Птица. На ней прилетел бог света!.. Пинтод знает место и укажет его тебе. Разве этого мало?

Тангол едва не вскрикнул. Слова жреца были словно дурманящий сок гутиры. «Найди Пинтода, о Тангол, — сказал Голос в подсознании. — Значит, он видел мою капсулу? Он знает место приземления…»

Жрец понял, что убедил Тангола.

— Я дал сигнал на берег, — тихо сказал Ваахоа. Он разжал пальцы — блеснуло зеркало из нефрита. — Ночью подплывет Ватеа, лоцман. Видишь ту бухточку? Он ждет… Я знаю, о чем ты думаешь. Забудь о Тумунуи! Смири сердце, откажись от мести. Да, он плохой человек, убил отца. Но что изменит твоя месть?

— Юкс… ты прав, — вздохнул Тангол. — Надо забыть все.

Старый Момо с удивлением выслушал приказ лечь в дрейф. Но не сказал ни слова и взялся за рулевое весло. На корму тут же пришел встревоженный Туои.

— Почему поворачиваем? Надо подойти ближе. Сын Солнца велел мне запомнить все укрепления Нан-Мадола.

— Слышишь, как ревет прибой на рифах? — снисходительно ответил Тангол. — Я боюсь в сумерках разбить каноэ… Подождем до утра!

— Ага… я понял, господин. — И младший вождь ушел.

Тангол насмешливо глядел ему вслед. Потом сказал Момо:

— Вместе с Ваахоа мы решили бежать в Нан-Мадол. Зову и тебя, Момо. В Те-Пито-Те-Хенуа нам нет возврата!

Момо долго думал, затем качнул головой:

— Ты мне брат, я верю тебе. Но я уже стар и не хочу оставить Кива. Ведь здесь мой дом. Я прожил жизнь и видел — с тобой — полмира! Что еще надо палу Южных морей? Нет, я хочу умереть среди волн, когда придет час. А Тумунуи меня не тронет.

Еще и еще просил Тангол… Момо был непреклонен.

… Бесшумно орудуя веслом, лоцман Ватеа подвел катамаран к судну. Тангол, склонившись над бортом, чутко слушал. Все было тихо, лишь разноголосо храпели воины Туои. «Туои спит под навесом у мачты, — определил он. — Хороших снов ему».

Тангол обернулся, крепко обнял Момо. Потом, словно боясь раздумать, резко отстранился и по брусу скользнул в катамаран.

… А Туои спал тревожно, ибо томился какими-то предчувствиями. На рассвете он вдруг вскочил, дико выпучил глаза на пустующее ложе из циновок: Тангола не было. Не увидел он и Ваахоа. Примчавшись на корму, Туои грубо толкнул Момо в спину:

— Где брат Тумунуи?!

Смахнув слезы с ресниц, кормчий подал Туои дощечку со знаками. «Скажешь Тумунуи, что я больше не вернусь… Не бойся ничего, тебя он не тронет. И Момо тоже — вы оба нужны ему. Кто же поведет флот к Нан-Мадолу? Прощай… Я сказал все».

Младший вождь уронил дощечку, горестно завыл:

— Зачем ты покинул нас. Великий Кормчий?! Как мы доплывем в Южные моря?

Момо вскочил на ноги, выбросил вперед руку:

— Смотри, Туои! Вот там наш господин!

… Тангол стоял на прибрежном утесе и не отрывал взгляда от черно-красного каноэ, уходившего на юг. На корме он разглядел фигуру Момо. «Прощай, Момо, старый друг и брат. Ты навсегда в моем сердце». Будто восприняв мысли Тангола, кормчий сорвал с шеи ожерелье из раковин и бросил его в море — в знак безутешной печали.

Ватеа, крепко сбитый бронзовый юноша, развернул панданусовый клин, и катамаран понесся к волнорезам.

Они плыли и плыли вдоль колоссального мола. Ватеа, жуя какую-то пахучую травку и сплевывая за борт красноватую слюну, пояснил:

— Это Нан-Молукан. Построен тысячу лун назад. Справа и слева замелькали укрепленные островки.

— Томун, — кратко сказал Ватеа. Он явно гордился портом, ибо, как слышал с детства, таких волнорезов нет в целом свете.

С островков Томуна на катамаран глазели воины. Кое-кто из них варил пищу на костре. Другие спали или купались в лагуне. Никто не интересовался, куда плывет лодка. Чувствовалось: покой Нан-Мадола много лет не тревожил недруг. Лень, нега, бездумное существование под вечно синим небом. Что может быть лучше?