На суше и на море 1975 - [49]

И право же, не так они близко отсюда, эти заманчивые горы, как это кажется ясным утром, когда воздух еще прозрачен и прохладен. Пройдет час-другой, солнце прогреет воздух долины, и тогда от земли подымется влажное синее марево, все выше, все гуще, горы будут уходить, уходить, пока совсем не исчезнут, как исчезает в театре сцена с декорациями, когда на переднем плане опускается кисея… Лишь самые высокие белые вершины, искрящиеся маковки великанов, будут еще некоторое время просматриваться в небе, так похожие на облака, что могут даже вызвать сомнение: а горы ли это?

Все великое пространство, откуда так хорошо смотреть на Кавказ, прозаично мыслящие люди называют скучными словами «предгорная зона», за которой еще дальше на север, а значит, еще ниже, начинается другая, плоская, как стол, земная поверхность — знаменитая кабардинская равнина, незаметно переходящая в обширную ставропольскую и калмыцкую степь. Ее близкое родство с Кавказом проявляется уже только увалами да крутыми обрывами по берегам довольно частых речушек и ручьев.

Горные реки сюда не все добегают. Их перехватывает сердитый Терек и уносит с собой через хребты, через знаменитый Дарьяльский каньон к Каспийскому морю.

И предгорья, и кабардинскую равнину населяли люди, как говорится, испокон веков. Уж больно благодатное, удобное для жизни это место.

Сколько-то там миллионов лет близкие горы последовательно отправляли (и продолжают отправлять) сюда с потоками воды от тающих снегов, ледников и летних ливней бездну строительного материала — камня, гравия, песка, ила, выполняя свой, только самим горам известный «производственный план». Все это благодатное для создания основы будущих земель сырье перемалывалось в пути, потом слой за слоем откладывалось в предгорье и на равнине, а остальную, более тонкую работу уже делало солнце. Оно вдохнуло в эти мятые-перемятые грунты жизнь, заселило их бактериями, грибками, простейшими червецами, потом травами, лесами, а они уже создали почву, хорошую, плодородную пленку, которая взяла на себя труднейшее дело — прокормить великое множество живых существ, объединенных общим понятием фауны Земли.

Чтобы лучше понять жизнь в предгорье и на равнине в виду Кавказа, надо прежде всего присмотреться к рекам. Они здесь не украшение ландшафта. Роль их и теперь, когда созданы речные долины, очень велика. Они — строители земли, как и раньше. Они — кровь равнины, разносящие окрест себя жизнь.

На всех географических картах этого района страны можно увидеть извилистые голубые линии рек, во множестве, часто параллельно, сбегающие с гор по северным их склонам. Сколько таких рек? Право же, трудно подсчитать, во-первых, из-за большого их количества, а во-вторых, из-за неустойчивого капризного характера.

Чуть какой-нибудь реке понравился, скажем, левый, податливый берег, вот уже и размыв, и вторжение в соседнюю параллельно бегущую реку, превращение в приток. А на следующий год ложе такой реки может и вовсе высохнуть из-за обвала или более подходящего старого русла. В одной Кабардино-Балкарии речек многие сотни. А потом еще в Северной Осетии, Чечено-Ингушетии, Дагестане… О более мелких реках, именуемых чаще ручьями, вообще говорить не приходится. Они в горах, как призраки: появляются и исчезают.

Вырвавшись из узких ущелий, где каменные щеки склонов не дают разгуляться, горные реки еще долго, добрую сотню километров никак не могут успокоиться и катятся уже в широком ложе по предгорьям прежними зелено-пенными волнами, шумные, дерзкие, грозясь с ходу растерзать любую преграду на своем пути.

Люди знают норов своих рек и не селятся рядом с руслом, благоразумно отступая подальше от неустойчивых берегов речной долины.

…Вдруг в ясный весенний день постоянное, уже привычное ворчание такой реки сменяется басовыми нотами разъяренного зверя. Берегись!.. И по широкому руслу со скоростью курьерского поезда вот уже несется грозный мутный вал. Это значит, что в верхнем течении прошел короткий, но злой ливень.

А вот в июле — августе реки быстро и грозно вспучатся не на один день, а на многие недели, заполнят доверху русла и, неузнаваемые, дикие, помчатся вдоль изрезанных берегов, слизывая острова и мысы, меняя протоки, нагромождая завалы — страшную угрозу для прибрежных полей, садов и селений.

Тут виноват знойный солнечный жар, который плавит льды и снега на вершинах Кавказа; вода тысячами струек и ручьев катится в ущелья, удесятеряет силу рек, и вот уже второй — после весеннего — паводок помчался сломя голову в долины и на равнину.

Только зимой, съежившись от холода в льдистых закрайках берегов, затихают, мельчают горные реки, текут без дерзости, игриво, едва плескаясь о камни прозрачной зеленовато-небесного цвета волной.

Но заметим, в любое время года горные реки исправно выносят из дальних таинственных ущелий воду, и эта холодная, чистая благодать никогда еще не подводила и, наверное, не подведет людей, привыкших к своим капризным рекам так же, как привыкаем мы все к солнцу, шуму ветра в ветвях своего сада или в ближнем лесу.

2

Мы стоим на бетонном мосту с низкими железными перильцами и, перегнувшись, задумчиво смотрим на подернутую крупной рябью воду, сверкающую на солнце, будто свежая полиэтиленовая пленка.