На суше и на море, 1974 - [12]
Такова история образования озера. Когда о нем пишут, всегда оперируют астрономическими цифрами: столько-то кубометров породы свалилось в Мургаб, столько-то кубических километров воды скопилось над завалом… Это вызывает беспокойство. Мургаб ежегодно приносит воду кубическими километрами, а прочность завала неизвестна. А ну как озеро прорвет завал? Страшно подумать! Все эти кубические километры буквально сметут тогда поселения ниже завала. К озеру посылались экспедиции, о судьбе завала спорили ученые, на озере поставили метеостанцию, организовали гидрологические посты.
Добраться туда было трудно: тропы по Мургабу затоплены озером, по Бартангу путь шел по опасным навесным тропам — оврингам, а с юга тропа была хоть и безопасной, но изнурительной, так как пролегала через высокий перевал. Собственно, по южной-то тропе летом и поддерживалась связь с метеостанцией. Из-за труднодоступности окрестности озера изучены были слабо.
У нас этот район вызывал интерес с равных точек зрения: Запрягаев надеялся отыскать в этом изолированном месте редкие растения для пересадки в ботанический сад, Гурского, креме того, интересовали пойменные леса по нижнему Мургабу, а мне просто-таки необходимо было изучить растительность, которую десятки лег не топтал и не травил скот: все скотопрогонные пути были затоплены водами озера.
По южному пути Гурский ходил когда-то на Сарез (так сокращенно называют озеро). Для него южный маршрут казался слишком банальным. Вот он и придумал этот сплав по Мургабу. В общем идея казалась здравой: пока река текла по плоскому нагорью Восточного Памира, течение не могло быть бурным, а когда начнется уклон русла в сторону глубоких ущелий Западного Памира, оно должно было замедлиться благодаря подпору вод Сареза: как-никак точка, к которой стремилась вода Мургаба, начиная с 1911 года стала выше на полкилометра. Если подобрать хорошие «плавсредства» и надежный экипаж, Мургаб сам донесет путешественников до озера со всем снаряжением. Плавсредством стала фанерная плоскодонка, а экипажем — мы с Гурским и Запрягаевым, научным сотрудником Памирского ботанического сада, бывалым и умелым во всех отношениях человеком. Я не знаю, кто лучше него мог собрать гербарий, связать оборвавшийся трос, выкопать и довезти в полной сохранности живое растение, упаковать любой груз так, что приятно смотреть. Что касается меня, то я, геоботаник, тогда сотрудник того же ботанического сада, моложе всех в нашем «экипаже». Наш директор Гурский, крупный ученый-лесовод, поражал умением делать своими руками все то, что требовал от подчиненных. Многочисленные таланты, чудовищ; ная эрудиция, неустрашимость и некоторая доля артистизма сливались в очень сложный образ блестящего, но не всегда легкого в общении человека.
…За первый день сплава — 14 августа 1954 года — мы проплыли километров тридцать. По нагорью Мургаб бежал неторопливо. Местами его русло даже петляло. Если бы не горы вокруг, можно было подумать, что плывем мы не через горную страну, а по равнине. Но заблуждаться на этот счет не приходилось: гигантские осыпи сползали со склонов к реке, а гребни гор сужали обзор. Если не считать нескольких участков с более бурным течением, мы плыли спокойно, даже с некоторыми удобствами. Такое плавание располагает к неторопливым размышлениям. Гурский размышлял вслух, мы с Запрягаевым молчали. Не хотелось перебивать эти феерические монологи, слушать которые можно было без конца. Временами мы причаливали к берегу, собирали коллекции, делали описания, фотографировали. Доплыли до лагеря геологов, попили у них чайку, поспрашивали о состоянии русла реки внизу, но геологи дать сплавную характеристику Мургабу не смогли. Поплыли дальше. Довольные итогами первого дня, крепко уснули под импровизации Гурского.
…За второй день мы проплыли уже около ста километров. Вокруг ни души. Даже тропы не видно. Плыли уже без комфорта. Река несла все быстрее. Берега проносились мимо, почти не привлекая нашего внимания, которое полностью поглотила река. Перед бурными перекатами мы приставали к берегу, выбирали путь, по которому должна проскочить лодка, а потом очертя голову направляли ее в кипящую воду. Временами лодка «чиркала» дном о камни, но просмоленная мешковина, которой было оклеено дно нашей посудины, предотвращала проломы. Иногда мы прыгали в воду и торопливо сталкивали лодку с мели, чтобы воды стремительного Мургаба не успели перехлестнуть через борта. Па всякий случай у нас под рукой были автомобильные камеры, игравшие роль спасательных кругов.
Течение становилось все быстрее. Широкая в начале путешествия, долина Мургаба делалась все уже и глубже. Уклон русла возрастал. Еще утром мы проплыли мимо первых прирусловых ивовых лесов. Нагорье безлесно, и появление лесов знаменовало переход к Западному Памиру. Когда мы причаливали к берегу для работы, то все больше убеждались в том, что район необитаем. Лес умирал естественной смертью. Засохшие ивы и тополя лежали тут же: они погибли от старости. Ни следа топора. И это среди пустынных склонов, на которых топлива не сыскать.
