На суше и на море, 1971. Фантастика - [15]

Генри вдруг обнял его. Он ценил в людях науки одержимость, пристрастие к поиску. Именно этим качеством и обладал Старков. Даже в нынешних обстоятельствах. Даже рядом с Перселлом, которого он, конечно, понимает. Какое им дело до приоритета, если благодаря случайности открыт загадочный и непознанный мир! Пусть сюда войдет Ее величество Наука и пусть все ее достижения служат Человечеству!

— Ладно, — сказал Хопнер. — Отдыхать! Перселл, подежурьте ровно час. Всего час.

9

Капитан сидел в трех шагах от Генри Хопнера. Рядом с братом примостился Джой. Он тоже уснул. Алексей Старков повернулся спиной к Перселлу, обнял колени, согнулся и задумался.

Подозрительность Перселла не могла не породить в нем чувство презрения к этому человеку. Сколько уже раз Старков призывал на помощь свою волю, чтобы остаться невозмутимым. Очевидно, у Перселла такое воспитание, он боится русских коллег, принявших участие в исследовании Антарктиды. Ведь этот материк — земля международная, здесь возникло товарищество ученых. Как можно вносить сюда элементы неприязни, зависти, претендовать на большую роль одних и меньшую — других?

Перселл уже сделал черное дело. Алексей заметил, как нервничает Генри. Старший Хопнер, конечно, честный человек, но и он стал более замкнут и молчалив. Только Джой, веселый и непосредственный по натуре, неуязвим для перселловской агитации.

За спиной Старкова раздался шорох. Рядом усаживался Перселл. Бледное лицо его было задумчивым и усталым. Черная борода густо опушила щеки и подбородок.

— Не спится? — спросил капитан.

Алексей пожал плечом. Пустой вопрос.

— Вы не задумывались о нашем положении?

— Об этом нельзя не думать.

— Я убежден, что мы выберемся.

— Представьте, я тоже.

— А что будете делать, когда вернетесь в Мирный?

— А вы? — Алексей понимал, куда он клонит.

— Буду писать. Сделаю подробный отчет о странном приключении. Воздам должное мужеству Хопнеров, вашей выдержке.

— Вы только не отвлекайтесь при этом, капитан, — сказал Алексей.

— Стараюсь. — Перселл почувствовал намек.

— Вы слишком много думаете о судьбе наших открытий. Едва ли это главнее самого открытия. Уж если задумана книга, воздайте должное ученым Антарктиды. Разве не заманчиво поведать миру о единственном пока опыте международного сотрудничества людей науки, о дружеской атмосфере среди ученых разных национальностей и убеждений?

— Боюсь, что я не заметил ничего такого, — ответил Перселл.

— Жаль. Постарайтесь хоть здесь увидеть главное. Не, пытайтесь расшатать дружбу.

— Я не понимаю… — Перселл, кажется, не ожидал столь прямого обвинения.

— Зато я отлично понимаю. — Алексей повысил голос. Он был готов высказать все. Но в это время рядом глубоко вздохнул Генри Хопнер и спросил далеко не сонным голосом:

— Что происходит, Алэк?

Заворочался, потянулся Джой.

— Я видел счастливый сон, — сказал он, вытирая платком лицо. — Ко мне подошла Софи Лорен и поцеловала прямо в губы.

— У тебя мокрое лицо, — Генри посветил фонарем. Джой осмотрел платок и горестно сказал:

— Следов губной помады не видно. Увы, все гораздо прозаичнее. Просто меня окатило солидной порцией холодной воды.

Джой умел поднять настроение. Грозные тучи открытого разлада рассеялись. Люди пошли дальше.

Мир вокруг продолжал изменяться. Ледяная сфера стала ниже, сияла ровно, но не ярко. Меньше капало. Оглядываясь назад, Джой видел вдали как бы зарево. Наверное, именно там находился центр удивительного грота, а возможно, и главный источник тепла. Здесь камни были еще теплыми, по сторонам также мелькали бледные черви, но они казались менее подвижными. Стало холоднее. Все говорило о близком конце затянувшегося поиска.

Нервы полярников были натянуты до предела, чувства обострились. Никак нельзя было подвергать испытанию товарищество и выдержку. Кто знал, какой выходки можно ждать от замкнувшегося Перселла? Он стал свидетелем и участником интереснейших открытий. Он боялся за судьбу этих открытий. Перселл примерялся к ним, как хозяин. Он считал всех русских захватчиками, которые пойдут на что угодно, лишь бы забрать в свои руки весь мир. Он не мог допустить, чтобы русские узнали об открытиях. Что же ему делать?

Перселл боялся додумать свою мысль до конца, однако вывод напрашивался сам собой.

Усталые люди шли тяжело. Позвякивало железо в руках Генри Хопнера, глухо стучали о камень окованные ботинки. Далеко позади грохотал ледяной гром.

— Сколько еще осталось, Джой? — спрашивал командир, чтобы хоть вопросом отогнать гнетущую, тяжелую тишину.

— Не больше десяти километров. Свод над нами опустился. Свечение его тускнеет.

— Но воздух все еще не чист. Разве что прохладнее.

И снова шли в молчании, каждый думал о своем.

10

Часа через три впереди показалась темная возвышенность. Река повернула влево. Берега ее поднялись, пенный поток разогнался, он свирепо гудел в черных отвесных берегах. Заметно потемнело. Уже чувствовался холод, камни под ногами стали ледяными, свод изукрасился белоснежной изморозью.

— Джой, нужна небольшая разведка.

— Одну минуту, командир, — отозвался Хопнер-младший и пропал в темноте.

Вернулся с огромным куском чистейшего льда.

— Посмотрим, куда его потащит, — Джой бросил льдину в речку.