На суше и на море, 1971 - [225]

Он вышел из-за стойки с газировкой и, перейдя комнату, очутился возле нескольких вращающихся этажерок с карманными изданиями. Здесь все больше были книги про убийства, представленные на обложках полуголыми блондинками, с такими заголовками, как, например, «Смерть приходит в публичный дом», рядом стояли дешевые перепечатки известных детективов и книг ужасов. Какая-то поделка под названием «Безумней некуда», с обложки ее улыбалась рожа полуидиота и крупно была выведена рекламная фраза: «Альфред Нойман говорит: «Чего еще! Буду я ломать голову!..»» Некоторые книги были как будто знакомы. Огоньками узнавания вспыхивали в его мозгу отрывки сюжетов, имена и характеры действующих лиц. Проходя мимо этажерок, он рассеянно крутнул одну. Она заскрипела, повернулась, и заголовки, рисунки, обложки пестрым калейдоскопом замелькали перед глазами, пока он не увидел книжку, которая заставила его обеими руками схватиться за полку, чтобы остановить ее вращение.

На обложке этой книги была изображена пустыня без конца и края, в самом центре которой, подавленная окружающим пространством, виднелась крохотная человеческая фигурка: воздев руки в мольбе, человек смотрел в небо. На горизонте едва прорисовывалась низкая горная гряда, а из-за вершин словно бы всходила единственная строчка заголовка — «Последний человек на Земле».

Он глаз не мог оторвать от этой фразы, чувствуя, как изображение сливается с чем-то в его мозгу. «Последний человек на Земле». Был в этих словах какой-то особенный смысл — что-то необыкновенно важное, что-то такое, что внезапно заставило его задохнуться и крутнуть полку так, что странное название немедленно унеслось с глаз долой по пестрой, разноцветной орбите.

Но когда витрина замедлила свое вращение, обложка снова очутилась перед его глазами, отчетливая и яркая, и только теперь он понял, что их полным-полно здесь, книг с этим названием. Множество книг про последнего человека на Земле. Ряд за — рядом стояли крошечные фигурки людей с простертыми руками, вокруг каждого из них расстилалась пустыня, и каждая обложка успевала сказать об этом молодому человеку, по мере того как витрина вращалась все медленнее и медленнее и, наконец, остановилась совсем.

Он, пятясь, отошел от книг, не в силах оторвать от них взгляда, и все так же, пятясь, дошел до входной двери, где мельком увидел свое отражение в зеркале — на него смотрел парень с побелевшим лицом, стоящий в проеме входа в аптеку, — усталый, одинокий, отчаявшийся и испуганный.

Он вышел, приходя понемногу в себя, хотя и тело и мозг все еще не могли успокоиться. Дойдя до середины мостовой, он остановился и стал оглядываться, оглядываться, поворачиваясь во все стороны, поворачиваясь, поворачиваясь…

Внезапно он закричал:

— Эй? Эй! Эй, кто-нибудь?.. Кто-нибудь видит меня?.. Слышит меня? Эй!

Почти тотчас пришел ответ. Басовые, мелодичные голоса церковных колоколов поведали ему, что время катится к вечеру. Пять раз прозвонили они и смолкли. Эхо еще звучало недолго, но потом и оно затихло. Молодой человек снова побрел по улице мимо знакомых магазинчиков, не замечая их. Глаза его были широко раскрыты, но он ничего не видел. Он все думал и думал о названии книги — «Последний человек на Земле»; с ним происходило что-то непонятное. Ощущение было такое, словно, вызывая тошноту, по пищеводу проходил непрожеванный кусок, холодный и тяжелый, как свинец. «Последний человек на Земле». Рисунок и слова с пугающей ясностью отпечатались в его сознании. Ничтожная фигурка, одиноко стоящая среди пустыни с простертыми руками. Едва различимая, одинокая фигурка, чья судьба огромными буквами написана на небе, по вершинам гор — последний человек на Земле…

Он шел к парку и все не мог избавиться от наваждения рисунка и слов. Солнце выглядело бледнее и словно отдалилось, оно уже направлялось на покой, но он не замечал этого…

Наступила ночь. Он сидел на скамейке в парке, неподалеку от скульптуры, перед фасадом школы. Палочкой на песке он сам с собой играл в крестики и нолики, выигрывая игру за игрой и затирая каждую победу подошвой ботинка, чтобы начать сызнова. В небольшом ресторанчике еще раньше, вечером, он сварганил себе сандвич. Потом обошел залы универсального магазина и магазина Вулворта, где все продавалось не дороже пяти долларов десяти центов. Он побывал в школе, прошелся по пустым классам и с трудом подавил в себе желание написать на доске неприличное слово. Все что угодно — только бы встряхнуть это болото, расшевелить его, бросить ему вызов. Все что угодно — лишь бы сорвать этот фасад реальности. Он был убежден, что это только фасад. Он твердо верил, что это всего-навсего тонкий покров над ненастоящим, оболочка сна; о, если бы он был в состоянии сорвать эту шелуху и обнаружить, что же там, под ней! — но это было ему неподвластно.

Отблеск света упал ему на руку. Пораженный, он поднял взгляд. Уличные фонари зажигались целыми шпалерами, вслед за ними стали вспыхивать и фонари в парке. Один за другим загорались огни по всему городу. Фонари. Витрины — магазинов. Потом ярко замигала реклама над входом в кинотеатр. Он поднялся со скамьи и, подойдя к кинотеатру, остановился около автоматической кассы. Из щели торчал билет. Он сунул его в нагрудный карман и уже хотел было пройти внутрь, когда увидел рекламный плакат фильма, идущего сегодня вечером. На плакате крупным планом лицо летчика военно-воздушных сил, профиль, обращенный к небу, где неслось звено реактивных самолетов.