На суше и на море, 1971 - [11]
Клара, о каких болезнях ты спрашиваешь? Нет их у нас. Есть огорчения, заботы, но никаких недомоганий! Помнишь наши выводы: природа кидает болезни горстью, и уж дело человека держаться стойко и побеждать или же размагничиваться и погибать от пустяка. Не каждый смог бы выбраться из того состояния, в котором когда-то была ты…
О доме стараюсь не думать. Даже странным кажется, что у меня есть сын, который уже что-то лопочет. Да и жена мне вспоминается больше студенткой-первокурсницей, нежели будущим кандидатом наук. Будто и не было, Клара, этих десяти лет. Будто вся наша жизнь — юношеская мечта. А как, наверно, выросла Анюта! Думал привезти ей белочку, но здесь нет никаких зверей. Тайга пустая и злая.
Письма твои получил через месяц. Подозреваю, что рисунки Анюты только наполовину ее. Скажи ей, что папа приедет и научит ее рисовать. Ах как хочется увидеть Жаника! Сынулечка и доченька, скоро мы с вами встретимся. Только бы вертолетчики не подвели. Целую всех крепко и ласково. Ваш папа».
Елизавета Николаевна прочла письмо, прослезилась, подумала: «Эх дети, дети. Вы и взрослые уже, сами стали родителями, а для меня так детьми и остались. Ну когда вы угомонитесь, когда будете жить, как все живут: домком да ладком. Так нет, все в разъездах, в разлуке.
И Клара больно до жизни жадна. Раньше страшилась остаться за бортом, мечтала о работе, о детях, о счастье. А теперь ей и этого мало: подавай диссертацию! Носится с научными книгами, не бережет себя. Только и твердит: «Сколько лет добивались результата. Вот они, показатели. Этим летом все подытожится». И мужем командует: «Эдик, поддерживай тонус!» А где предел этому «тонусу»? В прошлом году, например, только родила Жаника, — казалось бы, сиди дома да на детей радуйся. А она на курсы…»
И все же Елизавета Николаевна в душе гордилась невесткой, гордилась и жалела. Видела, нелегко достается невестке ее хлеб. Раньше Елизавета Николаевна думала, что у Клары только и заботы — дела научные. А оказывается нет: днем одна работа, а ночью другая — над бумагами сидит, записи ведет, карты вычерчивает. Замоталась совсем. А все только и слышно: «В сроки не уложимся. Торопиться надо».
— Что это вас так нагружают? — спросила как-то Елизавета Николаевна.
— Сами спешим. Результаты видеть хочется. Столько лет к этому стремились. Если подтвердятся наши предположения, метод пойдет по всем геологическим партиям края. Поэтому и Эдуард с Зиной в таких трудных условиях работают. От их и наших результатов зависит многое.
Вот опять Клара ушла, целый день по солнцу ходить будет. Раньше ей это строго запрещалось.
Да разве только это? Каких только страхов ей не наговорили: ни работать, ни ходить, ни рожать. А она уже вон сколько лет работает, двоих детей мужу подарила. Может, самое страшное уже позади? Дай-то бог…
Подумав так, Елизавета Николаевна вдруг встрепенулась, вспомнив, как сегодня утром Клара ни с того ни с сего спросила ее:
— Мама, вы кого больше любите: Жаника или Анюту?
— Да что ты, доченька, — растерялась Елизавета Николаевна, — они для меня кровиночки, одна моя радость.
Клара порывисто схватила свекровь за руку:
— Берегите их, бабушка, любите!
Это было сказано с такой тревогой в голосе, что Елизавета Николаевна испугалась.
— Да что ты, доченька. Тебе что, недоброе почуялось? Успокойся. Смотри, какие краснощекие бутузы растут.
— Спасибо, мама. Я побегу. Шурф у нас проверочный заложен… — И, чмокнув свекровь в щеку, убежала.
Заросший, бородатый человек держал на руках Анюту и Жаника и смеялся.
— Эда! Сынок! Приехал! — бросилась к нему Елизавета Николаевна.
— Здравствуй, мама! Смотри, как чижики мои выросли за лето! Не забыли меня. Ах вы, птенчики мои! Как я по вас соскучился. Жаник совсем стал мужчиной. А где Клара?
— Да разве ее можно застать? Чуть свет ушла. Роздыха себе не дает. Ладно ли это, Эда?
— Время у нас такое, мама. Я привез отличные результаты, Клара ахнет! Это она предложила искать на нашем участке подтверждение методики. Некоторые специалисты смеялись. Хорошо, что главный геолог управления поддержал, предложил составить партию из добровольцев. Если и здесь, у Клары, открытие подтвердится, это будет большая победа. Ты правильно, мама, сделала, что чижиков привезла. Кларе спокойнее. Как ее здоровье?
— Вроде бы ничего. Весела, бодра, — начала мать, но тут Елизавете Николаевне вспомнилась утренняя сцена, происшедшая недели две назад, и она снова встревожилась. А вдруг скрывает что-то? — Поостеречься бы ей, Эда.
— Клара торопится до зимы обобщить материал, представив всю карту месторождения. Отчет будет грандиозный. Материал для диссертации собран огромный.
— Было бы здоровье. А ну как случится что? Двое детей…
— Что ты, мама, пугаешь? Или заметила что?
— Нет, Эда, я ничего не заметила.
За палаткой небольшая прозрачная говорливая речушка. На ее берегу разложен костер. Ветер-низовик, дохнув на огонь, взбивает искры, бросает на людей и уносит вместе со сморщенными прошлогодними листьями. Чуткая вечерняя зорька с лёта подхватывает звуки, голосисто несет по долине громкий говор, музыку, смех.
— Что это за гулянье у вас в огороде? — спрашивает соседка хозяйку Жбановых.
