На суше и на море, 1965. Фантастика - [13]

— Командор, сбита шкала настройки ритмов, — раздался голос Вартоно.

Это Ангрен понял секунду назад. Теперь он вспомнил это чувство, однажды испытанное им на уроке истории для детей звездолетчиков первого поколения. То был ритм далекой древности — эпохи Великих Восстаний… Одно движение ручки — и верньер застыл на делении Спокойствия и Всестороннего Анализа. В то же мгновение резкий толчок отбросил Ангрена в сторону. Массивная фигура биопсихолога встала рядом. Одним движением ручка была возвращена на прежнее деление шкалы.

— Командор, спасение сейчас в настройке на Ритм Древних героев. Наша воля надломлена катастрофой. Ведь никто не знает, какое влияние она оказала на мозг и психику экипажа.

У нее осталась мудрость, но мудрость — оружие сильных, а мы сейчас бесконечно слабы перед темным пространством. Наша звезда — отвага, которая множится Ритмом Революций…

Мрак уже не был так густ. Мерцание ячеек биотоков выровнялось, в полутьме проступили бледные лица. Глаза космонавтов блестели, отражая мерцающие вверху огоньки.

— Звездолетчики второго поколения! — Теперь голос командора был ясен и крепок. — Отцы и матери сумели воспитать нас истинными сынами Земли. Ритм древних только поможет нам сделать выбор; главное же — это наша мысль, которая живет и будет жить в этом мертвом пока корабле. Я предлагаю принять решение поднятием рук, как это делал экипаж первого поколения. Итак, кто за отказ от возвращения сразу же после ликвидации последствий катастрофы? Кто за полет к новым мирам?

Ангрен медленно поднял руку. В напряженном молчании за его рукой поднялись еще две… три… пять. Затем после паузы — еще три и еще одна… Девять молча смотрели на пятерых колеблющихся. И их руки, дрогнув, потянулись вверх.

Через сто восемьдесят часов накопленная энергия, сконцентрированная в главном инверторе, позволила на две минуты включить экран ближнего обзора с одновременной работой комплекса Внешних Связей корабля. Полученные результаты не смог до конца расшифровать даже Центральный Электронный Мозг. Какой-то невероятный процесс происходил в окружающем пространстве. Приборы то показывали вакуум, высокий даже для межзвездной среды, то вдруг плотность материи подскакивала до громадной величины. Корабль на миллиардные доли секунды как бы попадал в недра сверхплотных звезд. Но эти данные были физически бессмысленны, ибо в таких условиях звездолет мгновенно превратился бы в мезонное облако. Решили выждать еще некоторое время — период, чтобы аккумулировать энергию хотя бы до уровня неприкосновенного резерва.

Только через пять месяцев напряженной работы они смогли выйти на поверхность корабля. Ангрен и ждал и страшился этого момента. Кто знает, какие повреждения, ускользнувшие от телевизионного глаза, найдут они в главном рефлекторе — фотонном сердце «Дины».

Черная мгла встретила их за бортом звездолета. Это была не бездонная чернота космоса с мириадами светлых точек. Не регистрируемый приборами туман заполнял пространство, скрывая звезды. Голубоватые огоньки нагрудных фонарей приближались к корме корабля. Вот и край исполинской чаши рефлектора. Во мглу уходила гладкая, чуть вогнутая поверхность. Когда-то адские вихри энергии, порождаемые в аннигиляционных камерах, со скоростью восьми десятых абсолютной уносились отсюда, отдавая невероятно мощный импульс летящему сквозь пространство и время кораблю. Жестом Ангрен остановил людей. Затем осторожно оттолкнулся и, связанный с кораблем лишь тонким тросиком, поплыл над чашей рефлектора. Ничто не нарушало спокойного и медленного парения. Через две-три минуты он окажется в фокусе чаши и слабеньким лучом ручного локатора начнет исследовать среднее кольцо дюз.

Странные искры появились впереди во мраке. Вот первый ряд дюз. Привычные очертания не изменились. Сейчас покажется знакомая спираль. Ослепительная точка вспыхнула внизу. Страшный удар в ноги заставил кровь отхлынуть от головы. Через несколько мгновений поверхность рефлектора скрылась из глаз.

Теперь между Ангреном и кораблем оставалась лишь бесплотная нить радиолуча. Эта нить могла донести полные тревоги голоса людей, стоявших на борту звездолета. Удар не был смертелен — ускорение в пятнадцать — двадцать земных единиц привычно для космонавта. Но каждую секунду Ангрена относило на десятки метров от парализованного космического корабля. Выдержит ли тросик рывок, когда его трехкилометровая лента, туго свитая в заплечном ролике Ангрена, превратится в натянутую струну?

Постепенно тревожные голоса, звучавшие в наушниках, смолкли. В этом непонятном мире, где очутился корабль, даже радиоволны оказались бессильными преодолеть несколько сот метров.

Наступила абсолютная тишина.

Экипажи кораблей Открытого Космоса хорошо знали и даже умели ценить тишину. Она была единственным собеседником долгих вахт, когда друзья находились в анабиозных ваннах, или в годы дозорной службы на борту Маяков Встречи[5] у звездных трасс Галактики. Тишина могла означать и жизнь, и смерть, ибо незрима граница между живым и мертвым на пороге квантового предела, когда почти три сотни тысяч километров пространства остаются позади с каждой секундой, а в палящем огне мезонной защиты едва успевают исчезнуть встречные частицы материи.