На суше и на море, 1961. Фантастика - [36]

Промышленный, коммерчески выгодный способ переработки алюминиевых сплавов в вещество, превосходящее по прочности лучшую сталь. После такой переработки алюминий можно было использовать как структурный металл.

Демонстрационный прибор, который сам Киддер назвал «световым насосом». Его действие основано на том, что свет является формой материи, а следовательно, подчинен законам физики и электромагнетизма. В закрытой комнате к единственному источнику света приближают переменное магнитное поле, образуемое цилиндром «светового насоса», и свет втягивается в него. Затем он проходит сквозь «линзы» Киддера — кольца, поддерживающие постоянное электрическое поле вдоль линий скоростного затвора с ирисовой диафрагмой. За ней находится сердце «светового насоса» — кристалл-поглотитель, удерживающий на своих внутренних гранях до 98 процентов света. При включении такого прибора свет в комнате довольно заметно меркнет. Прошу извинить мой неученый язык, рассказываю как могу, в самых общих чертах.

Синтетический хлорофилл — в любых количествах.

Самолетный винт, при помощи которого можно развить скорость выше звуковой.

Дешевый клей для снятия старой краски. После высыхания он снимается вместе с краской с любой поверхности, как чулок с ноги.

Постоянная реакция расщепления атомов урана с выделением изотопа U-238, который в двести раз активнее старого известного изотопа U-235.

Пожалуй, достаточно?

Сидя на своем маленьком острове, он обладал таким могуществом, которое могло бы сделать его властелином мира. Однако сам Киддер, по-видимому, даже не подозревал этого. Он просто не думал о подобных вещах. Пусть мир сам печется о мирских делах, лишь бы никто не мешал ему проводить свои опыты! Связаться с Киддером можно было только по единственному радиофону особой конструкции, установленному в подвале Бостонского банка. И пользоваться этим радиофоном мог только один человек. Сверхчувствительный передатчик отвечал лишь на колебания, присущие телу банкира Конэнта. Причем Киддер предупредил Конэнта, что тот может его вызывать не иначе, как в случае крайней необходимости. Все идеи и патенты Киддера, то есть все, что Конэнту удавалось из него вытянуть, банкир осуществлял под псевдонимами, которые кроме него, не знал никто. Но ученому до этого было мало дела.

В результате открытий Киддера начался поразительно быстрый прогресс, какого до сих пор не знала цивилизация. Его плоды пожинала вся страна, весь мир. Но самый богатый урожай пожинал банк. Он стал даже слишком предприимчивым. Он начал протягивать лапы к чужим пирогам. И чем больше вырастало таких щупалец, тем больше он пожирал чужих пирогов. Прошло совсем немного лет, и банк благодаря оружию, выкованному Киддером, стал почти таким же могущественным, как сам Киддер.

Но только почти.

А теперь подождите: прежде, чем продолжать, я хочу заткнуть рот всякой деревенщине, которая сидит, как обычно, где-то в дальнем левом углу и брюзжит не переставая, что, мол, все это просто выдумки, что вообще один человек неспособен добиться таких успехов в самых разных науках, а тем более какой-то Киддер, и прочее.

Да, я согласен. Скажу даже больше: при всей несомненной гениальности Киддера гений его не был созидательным. В сущности Киддер всегда оставался студентом. Он просто применял на практике то, что знал, то, что видел, и то, чему его учили.

Когда Киддер впервые приступил к работе в новой лаборатории на своем острове, он рассуждал примерно следующим образом:

«Все, что я знаю, я знаю со слов и из книг людей, которые это узнали со слов и из книг других людей, которые в свою очередь… и так далее. Лишь время от времени кто-нибудь натыкается на что-то новое. Тогда он или кто-либо другой поумнее использует и распространяет это новое. Однако на каждого человека, открывающего нечто действительно стоящее, приходится более двух миллионов кропателей, которые только собирают и сохраняют сведения о том, что давно уже всем известно. Я бы знал гораздо больше, если бы мог обойти этот общий закон развития. Ждать счастливой случайности, которая обогатит знания человечества, мои знания, — слишком долго! Если бы можно было изобрести машину времени, я устремился бы в будущее и останавливался всякий раз, когда встречал что-то интересное. Но такое путешествие во времени невозможно. Время нельзя обогнать или ускорить его бег. Что же мне остается?

Остается только ускорить развитие интеллекта, чтобы я мог наблюдать за ним и пользоваться тем, что он изобретает. Такое предположение мыслимо, однако вряд ли выполнимо. Легче самому усовершенствоваться во всех областях, чем дисциплинировать разум других людей в нужной мне степени. Это чудовищный труд. Мне такой труд не под силу. И вообще ни один человек с этим не справится.

Ничего не поделаешь. Я не могу ускорить работу своего мозга и тем более мозга других людей. Неужели выхода нет? Быть этого не может! Не знаю как, не знаю когда, не знаю какой, но выход должен быть найден!»

Именно этой проблеме, а не евгенике, не «световому насосу», не ботанике и не атомной физике посвятил себя Джемс Киддер. Он был практиком, и такая проблема представлялась ему несколько метафизичной. Однако он взялся за ее разрешение с присущей ему дотошностью, пустив в ход все свои специальные познания. День за днем Киддер бродил по острову, в бессильной злобе швыряя раковины в волны морского прибоя и немилосердно ругаясь. Затем пришло время, когда он заперся в своем доме и погрузился в мрачное раздумье. И наконец Киддер лихорадочно принялся за работу.