На стыке времён - [25]

      - Ничего не поймешь, бредит. Ему плохо, видимо, долго скитался по лесу.

      Вот оно! И Григорий повторяет слово, которое ему подсказал Ценна.

      - Плохо.

      - А вот это уже не плохо, - радуется паренек.

      С Невелина аккуратно снимают скафандр, начинается тщательный осмотр.

      - Многоножка, - Ценна показывает на рану на ноге. Он осторожно снимает повязку. - Уже давно. Вряд ли она выпила из него много.

      Осмотр продолжается. Взгляд Ценны падает на руку Григория. Опухшая и покрывшаяся белесой мягкой корочкой от долгого пребывания в воде, она имеет довольно грустный вид.

      - Зачем ты держал ее в воде?

      - Жжет, цветок...

      - Вроде говорит, а почти ничего не поймешь... Кто-нибудь что-то понял?

      - Как будто жжет, - слышится рядом. Вот и еще одно слово.

      - Жжет.

      Ценна бережно притягивает больную руку к себе. Принюхивается. Тщательно осматривает каждую прожилку ладони. Наконец, отпускает руку.

      - Мимоза. Ты дотронулся до мимозы. Как давно это произошло?

      - Вчера.

      - Вчера?! - это слово Ценна, похоже, узнал. - Ты бредишь. Это не могло быть вчера, - и парень, резко вскрикнув, - Не давайте ему уснуть! - скрывается в зарослях.

      Что ж, разговор окончен. Можно и передохнуть, Григорий чувствует, как его тело отправляется в прекрасное путешествие по волнам...

      Нет. Это его снова трясут. Он нехотя открывает глаза. Какой-то бородач. Не молодой. Лет пятьдесят, а то и с гаком. Свирепое, слегка подпорченное глубоким шрамом на щеке, лицо. Такой грохнет и фамилии не спросит.

      - Ты из этого мурвока застрелил? - бородач показывает Григорию пистолет.

      - Да.

      Абориген берет оружие, направляет ствол в сторону озера и нажимает курок. Выстрела не происходит. Бородач возвращает пистолет Григорию.

      - Он сломался? Ты можешь его починить?

      - Он не сломался, у него кончилась батарея.

      Григорий, взяв оружие в левую руку, правой пытается отсоединить аккумулятор. Нет, не выходит.

      - Но-но. Только в меня не надо, - бородач мягко отстраняет ствол, который Григорий направил прямо ему в живот. - Вас что, в школе не учили, что нельзя направлять оружие на людей? - смех как рычание, но заросшее волосами лицо скалится доброй улыбкой.

      Бородач с легкостью, будто это для него привычное дело, отсоединяет аккумулятор.

      - Вот это надо заменить?

      - Да.

      - Тебе повезло, что заряд кончился после того, как ты убил мурвока. Струсил, наверное? Не стесняйся, здесь любой бы испугался.

      - Папа, отойди.

      Запыхавшийся Ценна держит в руках огромный кусок какого-то листа. "Что-то знакомое", - мелькает у Григория.

      Парень садится рядом и по-деловому отрезает от листка несколько небольших квадратиков, начинает жевать. Лицо Ценны перекашивает. Судя по гримасе, это занятие не из приятных.

      Немного пережевав, Ценна сплевывает кашицу на ладонь Григория и принимается жевать еще. Лицо парня постепенно багровеет, на лбу появляется пот, но он все равно продолжает. Наконец, вся ладонь Григория покрывается кашицей. Ценна обматывает руку Григория травой и сует ему несколько кубиков в рот.

      - Ешь.

      Это что-то невероятное. Однажды в детстве Григорий раскусил горошину перца, который мама клала в суп. Зажгло так, аж слезы из глаз. Но то было действительно детство по сравнению с тем, что сейчас происходит у него во рту.

      - Не выплевывай, ешь, - парень прикрыл рот Григория ладонью. - Хочешь жить - ешь.

      - Он выздоровеет?

      - Не знаю, папа. Но если я его правильно понял, он потрогал мимозу еще вчера. Значит он уже с ночи, как должен быть мертв.

      - Он, конечно, напоминает труп, но только отчасти.

      - Его надо в деревню.

      - Значит, на сегодня рыбалка отменяется. Ты сможешь идти?

      Григорий делает попытку подняться, ноги не слушаются. Нет сил. Тогда попытка улыбнуться. Но и это у него, видимо, выходит не очень убедительно.

      - Понятно, - бородач подхватывает Невелина и с легкостью закидывает его к себе на плечо. - Пошли.

      Сколько они бредут по лесу, Григорий не помнит. Просто долго. Мерно покачиваясь на плече бородача, он еще раз пытается выплюнуть мерзкую жвачку. Не дает Ценна, неотступно следующий за отцом и следящий за подопечным в оба.

      - Жуй, - грозно прикрикивает он. Приходится подчиниться.

      - Может, его покормить? - оглядывается отец.

      - Не надо. Так быстрее подействует.

      Через какое-то время Невелин проваливается в сон. Но он именно засыпает, а не теряет сознание.

      И он вот уже под сделанным из больших листьев навесом. Откуда-то сбоку доносятся веселые голоса и низкое басовитое мычание. Потом треск и шорох, словно что-то очень тяжелое волокут по земле.

       Григорий лежит на чем-то очень мягком, тепло укрытый неким подобием одеяла. В теле невообразимая легкость. Будто никогда не было ни усталости, ни болезни, ни тяжелого перехода. Будто все это осталось где-то там, далеко, во сне. А теперь только свежая голова и ясный ум.

      Попытка встать ни к чему не приводит. Тело не слушается. Ставшие ватными невесомые руки еле двигаются. Он даже не может откинуть одеяло. Ноги. Кажется, что они вообще отсутствуют, живут своей собственной жизнью, и только глаза пока еще подчиняются воле своего хозяина. Страшно. Почувствовав себя абсолютно беззащитным, Григорий делает отчаянную попытку сделать хоть какое-то движение и, вероятно, это ему удается.