На солнце или в тени - [80]

Но может, она слышит, поскольку прекращает вертеться перед зеркалом, подходит к окну и выглядывает на улицу.

У него перехватывает дыхание, и он отступает еще дальше в комнату, в плотную темноту.

Она смотрит на меня, действительно, на меня?

Ему не видно, куда устремлен ее взгляд. Освещенное сзади, ее лицо остается в тени, а ее светлые волосы – бледный, расплывчатый нимб.

Потом она исчезает, уходит. Ему тоже пора, и он уже собирается отойти от окна, но она возвращается, едва различимая в тусклом внутреннем освещении, и открывает входную дверь. Потом свет гаснет, окна темнеют.

Если он поторопится, то успеет перехватить ее у подъезда, но он остается на месте, в темноте. Курит сигару, допивает виски. Заставляет себя продлить ожидание. Ему нравится этот этап, когда они еще не знают о нем, а он уже знает о них.

Три недели и два дня. Еще дюжина представлений. Для него это маленькие спектакли, сценки, которые женщина в розовом разыгрывает ради него одного.

Но хватит. Время пришло. Откладывать дальше нельзя, иначе он просто сойдет с ума.

Это легко. Он видит, когда она приходит и уходит, свет зажигается, свет выключается, видит, как она одевается на работу и раздевается, когда приходит домой. Видит, как она уходит на свидания и возвращается одна. Всегда одна. Ему это нравится. Шлюхи его не интересуют.

Дважды он проследил за ней до одного и того же ресторана, наблюдал с улицы через стекло. Она ест одна, читает книжку, одинокая, застенчивая – хороший знак. С этим можно работать.

Он смотрит на часы. Скоро она вернется домой. Он уже приготовился к ее приходу, оделся, как на работу, – дизайнерский летний костюм, волосы тщательно уложены, но не зализаны гелем, как у какого-нибудь волка с Уолл-стрит, одна густая прядь с проседью как бы небрежно падает на лоб, смуглый от автозагара. Дорогой английский одеколон, запах типично мужской, но мягкий, едва уловимый, она почувствует аромат, только если подойдет совсем близко, а она подойдет, можно не сомневаться.

На другой стороне улицы, в маленьком кинотеатре на три экрана-окна, зажигается свет – горячий, слепящий, – на мгновение весь мир раскаляется добела. Потом свет остывает, и она уже там, проходит через гостиную, одетая в строгое деловое платье, прямое, темно-синее. Она исчезает в спальне, он ждет. Через пару минут она снова в гостиной, теперь – в топе без рукавов и белых джинсах. Идет в прихожую, открывает дверь и выходит из квартиры.

Он тоже выходит.

На улице – нервы напряжены, но сердцебиение нормальное, у него никогда не бывает больше восьмидесяти ударов в минуту – он мельком видит свое отражение в магазинной витрине и остается доволен. Привлекательный мужчина, это видно любому, привлекательный и успешный; его атрибуты богатства не нарочиты, но их нельзя не заметить.

Он заворачивает за угол и видит ее. Голубой топ, белые джинсы, светлые волосы блестят в бледнеющем свете летнего вечера. Она выходит из подъезда, словно на киноэкране в его личном кино: она вся видна так отчетливо, в мельчайших деталях. Он дрожит от предвкушения, в голове глухо гудит, он идет следом за ней по людной улице, заходит в ресторан, где она уже сидит одна за столиком на двоих, ресторан – подделка под французское бистро, народу не так уж и много. Он садится за соседний с ней столик, заказывает бокал мальбека и наблюдает за ней, глядя поверх меню, как будто она выступает на крошечной сцене над верхним краем листа, на сцене, которую он создал исключительно для нее.

Она заказывает белое вино, шардоне, отпивает глоток, и он замечает, что ее волосы и вино у нее в бокале – одного цвета. Она заказывает салат с анчоусами, и он дожидается, когда к нему подойдет официант, молодой человек с промасленными волосами и столь же масляным французским акцентом, кивает в ее сторону и говорит громко, чтобы она наверняка услышала:

– Мне то же самое, что у нее.

Она оборачивается к нему, он улыбается, и она улыбается в ответ. Вот и все: она на крючке, удочка – в его руках, и можно вытаскивать рыбку.

– Вы здесь в первый раз? – интересуется он.

– Что? – говорит она, отрываясь от книги. – А, нет. Не в первый.

– Стало быть, вам здесь нравится.

Она старше, чем ему представлялось. Наверное, чуть за тридцать. Приглушенный свет в ресторане смягчает ее черты, и он сомневается, даже опасается, как бы она не оказалась еще старше. Он любит, когда они младше его лет на десять, по крайней мере. Но не совсем малолетки, он ведь не какой-нибудь извращенец.

– Вы живете поблизости? – спрашивает он.

Она снова кивает. Он видит, что она присматривается к нему, настороженная, не уверенная, стоит ли вступать в разговор с мужчиной, явно старше ее, весьма привлекательным и представительным, но все равно незнакомым.

Он прекращает наматывать воображаемую леску, вернее, просто сбавляет обороты. Достает телефон, делает вид, будто проверяет почту, а сам украдкой наблюдает, как она читает книгу.

Слава богу, она не шевелит губами.

Он любит, когда они робкие, наивные и послушные, но не глупые. Только не глупые. Иначе в чем интерес? В чем прелесть?

Та, последняя, Лора или Лорен, не отличалась большим умом, но и не была полной дурой. Просто слишком доверчивая и молоденькая, чуть за двадцать. И девственница. Он был потрясен, когда узнал. Пришел в восторг. Он всегда что-то берет, но это… это был неожиданный подарок.