На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре - [66]
…Глебов шел по коридору, освещенному лишь двумя тусклыми лампами. Двадцать седьмой номер. Где же этот чертов двадцать седьмой номер?! На каком этаже? Ничего невозможно было разглядеть в полумраке.
И тут Алексей услышал куплет песенки, звучавший совсем тихо, едва уловимо. Он медленно двинулся по коридору, приблизился к двери, прислушался. Положил руку на ручку двери. И вдруг вспомнил сон. Фрагменты кошмара пронеслись перед глазами: Швейцер возле стола, напевает песенку, затем оборачивается, из его рук выскальзывает капсула, падает, разбивается и…
Алексей развернулся и кинулся прочь. Раздался оглушающий грохот, взрывная волна подхватила его и бросила на стену.
Взрыв прогремел как гром среди ясного неба. С четырех этажей «Бристоля» полетели стекла, камни, доски. Из дыр, образовавшихся в стенах, повалилась ломаная мебель, кучей вниз ухали кирпичи, смешанные с пылью. Рядом со скрипом рухнула решетка.
Случайные прохожие, оправившись от испуга, устремили любопытствующие взгляды на последствия взрыва. Из отеля стали выбегать полураздетые жильцы. Портье, схватившись за голову, метался из стороны в сторону. Вскоре подъехала полиция и стремительно создала оцепление.
Из прибывшей кареты вышел Малышев. На ходу запахивая пальто, он окинул взглядом пострадавший от взрыва «Бристоль» и направился к портье.
Прибыв из Петербурга, Лиза вела себя сдержанно и замкнуто, но стоило ей остаться одной в своей комнате, она упала на кровать и зарыдала. Слезы лились из глаз нескончаемым потоком. Все, что было, рухнуло, от брака остались одни обломки.
В дверь тихонько постучали. Она зажала рот ладошкой.
— Лиза, вы плачете? — услышала она голос Николая.
Лиза молчала.
— Лиза, я слышал, как вы рыдали, — настаивал он. — Я позову Катю.
— Нет, я не плачу, — смогла ответить она.
— Зачем вы говорите мне не правду?
— Хорошо. — Лиза встала и открыла дверь. Шмит увидел ее заплаканное лицо. — Довольны?
— Чем я могу быть доволен?! Тем, что вы несчастны?
Лиза отвернулась. Шмит молчал, затем вошел в ее комнату.
— Это не допустимо, — воспротивилась она.
— Недопустимо то, что вы плачете.
— Вы подаете плохой пример своим младшим сестрам и брату.
Шмит не ответил, сел на подоконник и задумчиво уставился на нее. Лиз вздохнула, поправила помявшееся платье и опустилась в кресло.
— Лиза, выходите за меня замуж.
Лиза вздрогнула и обернулась.
— Зачем вы так, опять?
— Я хочу сделать вас счастливой. Вы созданы, чтобы вас любили, носили на руках, боготворили.
Лиза невольно рассмеялась:
— Вы так влюблены, что заговорили стихами?
— Вы достойны того, чтобы о вас говорили стихами, — упрямо ответил он.
Лиза горько вздохнула, но на душе от его слов полегчало.
— Спасибо вам.
— За что?
Лиза не ответила. Шмит повернулся к окну. Помолчал.
— В фабричной амбулатории сегодня были первые пациенты, — сказал он.
Лиза оценила то, что он сменил тему разговора.
— Да? И как? — Ей действительно было интересно.
— Доктор сказал, что без помощницы будет очень туговато. Он спрашивал о вас в надежде, что вы не оставите его в столь трудные минуты, а может месяцы.
Лиза улыбнулась:
— Конечно же, нет, как вы могли только подумать!
Они проговорили до утра. Когда за окном стал оживать город, Шмит отправился к себе. Открывая ему дверь, Лиза улыбнулась. Он повернулся к ней:
— Желаю вам спокойной ночи.
Лиза хотела ему ответить, но вдруг побледнела: сердце в ее груди замерло, скакнуло, ударилось о ребра так, что отдалось по всему телу болью. В глазах потемнело, и она стала падать.
Шмит подхватил ее.
— Жив! — воскликнул тот. Затем окинув взглядом с ног до головы, подхватил под локоть. — Пошли.
Малышев провел его через толпу, усадил в свой экипаж и сел рядом. Алексей молчал. Экипаж тронулся с места.
— Куда ты меня везешь? — спустя некоторое время спросил Глебов.
— Ну, наконец-то! Заговорил.
Алексей недоуменно посмотрел на него.
— Неужели я так плохо выгляжу? — уныло усмехнулся он. Или ему показалось, что усмехнулся? Тело не желало больше слушаться.
— Да, вид у тебя еще тот.
— Так куда ты меня везешь?
— В клинику…
— Мне не нужен доктор.
— Нужен, уж мне поверь. Клиника хорошая, частная, уединенная. Побудешь там несколько деньков, пока все не уладится. Выспишься, подлечишься.
Глебов хотел возразить, но Малышев настоял:
— Так нужно.
Спорить больше не хотелось. Точнее сил не было. Алексей закрыл глаза.
Алексей две недели провалялся на больничной койке. Обслуживание было на высшем уровне: в палате он находился один, за ним ухаживали симпатичные сестрички, доктор был терпелив, но настойчив. Глебов же оказался несносным, раздражительным пациентом и требовал скорейшей выписки. Думается, все вздохнули с облегчением, когда доктор выписал его.
Алексей вышел на улицу и втянул ноздрями холодный весенний воздух. Прищурился с непривычки от солнца, бьющего в глаза.
В этот момент к крыльцу подкатил открытый экипаж и из него выскочил Малышев.
— Пройдемся?
Глебов кивнул.
Они свернули в сквер. Малышев протянул ему небольшой сверток.
— Что это?
— Держи. На память.
Алексей взял подарок. Распаковал. Внутри оказалась серебряная инкрустированная коробочка с гравировкой.
В своем исследовании английский историк-публицист Джон Кимхи разоблачает общепринятый тезис о том, что осенью 1939 года Британия и Франция не были в состоянии дать вооруженный отпор фашистской агрессии. Кимхи скрупулезно анализирует документальные материалы и убедительно доказывает нежелание британских и французских правящих кругов выполнить свои обязательства в отношении стран, которым угрожала фашистская Германия. Изучив соответствующие документы об англо-французских «гарантиях» Польше, автор наглядно продемонстрировал, как повели себя правительства этих стран, когда дело дошло до выполнения данных ими обещаний.
Цель настоящей книги британского востоковеда, специалиста по истории ислама и древних языков Де Лейси О’Лири – показать читателю, что доисламская Аравия, являясь центром арабского сообщества, не была страной, изолированной от культурного влияния Западной Азии и от политической и социальной жизни своих соседей на Ближнем Востоке. В книге подробно рассматриваются древние царства, существовавшие на территории Аравии, их общение между собой и с внешним миром, большое внимание уделяется описанию торговых путей и борьбе за них.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
“Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914–1991)” – одна из главных работ известного британского историка-марксиста Эрика Хобсбаума. Вместе с трилогией о “длинном девятнадцатом веке” она по праву считается вершиной мировой историографии. Хобсбаум делит короткий двадцатый век на три основных этапа. “Эпоха катастроф” начинается Первой мировой войной и заканчивается вместе со Второй; за ней следует “золотой век” прогресса, деколонизации и роста благополучия во всем мире; третий этап, кризисный для обоих полюсов послевоенного мира, завершается его полным распадом.