На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре - [17]

Они вновь уселись в сани и тронулись в путь. Айседора желала дальнейших развлечений. После осмотра достопримечательностей Москвы, Станиславский предложил совершить дальнюю поездку в загородный ресторан. Дункан его поддержала.

— Здесь все вокруг дышит чистой первобытной радостью! — прокричала восторженно она, когда сани, запряженные тройкой, заскользили по дороге.

Константин Сергеевич очаровано взглянул на Айседору, что не укрылось от Алексея. Щеки у нее разрумянились, на ресницах нарос иней белой пушистой бахромой и мило покраснел кончик носа.

— Ну что, нравится вам у нас? — спросил Станиславский.

— Очень… Очень! — ответила она.

Загородный ресторан встретил их ароматом вкуснейших блюд. Это было дорогое заведение, сохраняющее своеобразие русского кабака и потрясающее посетителей обилием яств, приготовленных по старинным рецептам. Половые[21] — в белоснежных расшитых косоворотках, шароварах, заправленных в сапоги со скрипом, — проворно бегали между дубовыми столами, угодливо сгибались перед посетителями в низком поклоне, да так, что были видны напомаженные гладкие прямые проборы. Улыбаясь, половые предлагали самые разнообразные блюда: стерляжью уху, белугу в рассоле, индюшку, откормленную грецкими орехами, поросенка с хреном, пельмени.

Звучала музыка, исполняемая на русских народных инструментах, главным из которых была балалайка. Отплясывали в народных платьях и кокошниках плясуньи.

Вечер пролетал быстро и незаметно. За последнее время Глебову впервые удалось отвлечься от мрачных мыслей. Ему доставляли удовольствие и обстановка, и общество знакомых — служителей Мельпомены. Все ощущали невероятное опьянение радостью жизни. А может эта бесшабашная радость была результатом неосторожно выпитой очередной рюмки русской водки? Что бы это ни было, но терять ощущение не хотелось!

Однако веселье не помешало Алексею заметить старого знакомого — Савву Тимофеевича. Извинившись перед Станиславским и Дункан, Глебов, направился к нему. Станиславский, заметив, с кем разговаривает Алексей, тоже поприветствовал бородатого господина.

— А с кем беседует месье Глебов? — поинтересовалась Айседора.

— С Саввой Тимофеевичем Морозовым[22]. Фабрикантом. Представьте, он не только дал средства на строительство здания нашего Художественного театра, но и сам, представляете — сам! — работал на его строительстве маляром и штукатуром.

Айседора вновь взглянула на Глебова. Затем переключила свое внимание на Станиславского. Они довольно оживленно беседовали, когда к их столику вернулся Алексей. Его приподнятое настроение сразу бросилось в глаза.

— Что вас так порадовало? — полюбопытствовала Айседора.

— Хорошие новости. Очень хорошие, — ответил он. Затем разлил водки по рюмкам. — Давайте выпьем за то, чтобы в нашей жизни было как можно больше счастливых случайностей…

* * *

Было ли случайностью то, что Алексей и Айседора остановились в одной гостинице, Бог его знает. По крайней мере, Глебов сделал один логический вывод: когда-то Станиславский порекомендовал ему эту гостиницу, и, по всей видимости, он же занимался расселением американской гостьи.

Когда их программа развлечений подошла к концу, Станиславский высадил их возле парадной и укатил домой, где его ждали жена и дети.

Помахав ему на прощанье рукой, Дункан взглянула на Глебова, улыбнулась. Затем пройдя пару шагов, неожиданно пошатнулась. Алексей учтиво поддержал ее за локоток.

— Что с вами, Дора?

— Ничего страшного, просто закружилась голова, — ответила она, касаясь лба тыльной стороной ладони. Слабо улыб нулась. Затем пошатываясь, сделала пару неуверенных шагов.

— Я провожу вас. — Алексей подхватил ее под руку. — Обопритесь об меня…

Он довел молодую женщину до двери ее номера.

— Как вы чувствуете себя?

— Мне лучше, — прошептала она, продолжая опираться на его руку и прижиматься к нему всем телом.

Осознавая двусмысленность ситуации, Алексей осторожно отодвинулся от нее. Взял из ее рук ключ, открыл дверь.

— Я позову вам горничную, — сказал он, вложив ключ ей в ладонь.

— Хорошо, — согласилась Дункан. — До свидания, Алекс.

— До свидания.

Глебов сделал пару шагов, и тут услышал глухой звук позади. Он обернулся. Дора лежала на полу.

Алексей подхватил на руки упавшую в обморок женщину и, внеся ее в номер, бережно опустил на диван. Как только ее голова коснулась изголовья, Айседора обвила руками шею мужчины и притянула его к себе. Ее теплые нежные губы прижались к его губам в страстном требовательном поцелуе. Глебов ответил на поцелуй танцовщицы, но затем осторожно отстранился от нее.

— Нет, нет! Не уходите! — воскликнула она.

— Я не могу, Дора. Я люблю свою жену, — ответил он, поднимаясь.

Айседора встрепенулась. В полумраке она не могла видеть выражение его лица.

— Любите? Эту глупую девчонку, которая не любит и не ценит вас?!

Алексей рассердился.

— Дора, вы сейчас не в себе и несете всякие гадости. Не смейте так говорить о моей жене. Вы ничего о ней не знаете.

Глебов развернулся, чтобы уйти, но Дора кинулась за ним следом, обхватила руками, прижалась к его спине.

— О, Алекс, не уходите! Останьтесь! Я так люблю вас! Так, что мне хочется носить вашего ребенка под своим сердцем! Останьтесь! Прошу!