На службе Отечеству - [267]

— А я посчитал, что он бледен от усталости и недосыпания.

— Врач запретил выходить из палатки, но разве его удержишь? Прослышал, что ты прибыл, вышел встречать. Так что, наверное, кому-то из нас придется ехать к комдиву. Видимо, тебе, хотя и порядком ты намотался.

— Ясно, Николай Сергеевич.

Наскоро умывшись с дороги, прошел к командиру полка. Ординарец Валентина Евстафьевича встретил словами:

— С приездом, товарищ майор. Командир вас ждет. Приказал, как придете, немедленно его поднять.

Укрывшись полушубком, Павлюк лежал на походной кровати.

— Я не сплю, проходи, Саша.

Он поднялся, накинул на плечи полушубок, подошел к столу.

— Отдохнуть бы тебе нужно, но так уж сложилась ситуация, что предоставить тебе этого не могу. Нужно ехать к комдиву за получением задачи. Температура, будь она неладна, трясет меня.

Павлюк показал на карте расположение командного пункта дивизии, посоветовал, как лучше туда добраться. Зашел разговор о наличных силах полка.

— Валентин Евстафьевич, Бухарин не возвратился? — поинтересовался я.

— Нет, еще под Глогау находится. Крепко там наши увязли. Никак не выбьют фрицев из крепости. А батальон нужен нам. Просто необходим. По всей вероятности, двинем на Губен. Это, сказывают, орешек крепкий. Фрицы пригороды и город заранее подготовили к обороне.

"Вот тебе и пару дней! — вспомнил я телефонный разговор с комдивом перед обходом города. — Второй десяток пошел".

Забегая вперед, скажу: батальон хорошо проявил себя при выполнении задачи. В приказе Верховного Главнокомандующего в числе командиров отличившихся частей при освобождении города была названа фамилия Николая Яковлевича. Я искренне порадовался этому сообщению.

В сопровождении ординарца и автоматчиков собрался на КП дивизии.

— Захвати-ка с собой газеты, — посоветовал Модин. — На досуге прочитай "Правду" от 13 февраля. Хотя номер и пятидневной давности, но в нем материал о Крымской конференции.

— Хорошо, Николай Сергеевич, с него и начну.

До КП дивизии добрался благополучно. Доложил полковнику Кантария о прибытии. Иван Григорьевич поздоровался, спросил о самочувствии командира полка, распорядился:

— Пока подъедут другие командиры частей — свободны. Находитесь тут неподалеку.

Отошел под кроны деревьев, где были привязаны наши кони, развернул газету. В сообщении с Крымской конференции глав правительств Великобритании, США и СССР шла речь о взятии Берлина, об условиях безоговорочной капитуляции нацистской Германии, распределении зон оккупации, затрагивались другие вопросы послевоенного устройства, в частности границы с Польшей.

Увлекшись газетой, не обратил внимания на появившиеся над лесом фашистские самолеты. Даже когда по ним ударили спаренные зенитные пулеметы, продолжал читать. И лишь свист бомб оторвал меня от газеты, заставил по привычке юркнуть в отрытую кем-то щель. Предчувствуя опасность, тревожно заржали лошади. Дрогнула, заходила земля. Грохот взрыва заглушил голоса коноводов. Заверещали осколки. Ударная волна пронеслась по сучьям, ломая лапы сосен.

Вскочив на ноги, бросил взгляд на место взрывов. Дымились свежие воронки. Одна из бомб легла рядом с тем местом, где только что разговаривал с комдивом. Какое-то подсознательное тревожное чувство кольнуло в сердце. Кинулся туда. Ветви кустарника хлестали по голенищам сапог, рвали полы шинели, стегали по рукам и лицу.

Вот и командный пункт: полузасыпанные траншеи, ходы сообщения, рваная воронка от авиабомбы крупного калибра. Прямо передо мной появилась человеческая фигура в располосованной на спине шинели, сквозь которую текла кровь. Пошатнувшись, боец сделал шаг в сторону и ничком ткнулся в снег. Рядом заворочался и застонал второй солдат. "Где же комдив? — мелькнула мысль. — Вот здесь я с ним разговаривал".

Одним прыжком вскочил в щель. В углу лицом кверху лежал полковник Кантария. Негромко постанывал.

— Товарищ полковник, что с вами? Ранены? Комдив открыл глаза. Боль исказила его лицо.

Не долго думая, подхватил Ивана Григорьевича под мышки и осторожно понес к выходу.

— Больно грудь, жжет, — шептал Кантария.

— Врача! — раздался чей-то голос. — Врача!

К нам с разных сторон бежали люди.

— Убит? Ранен?

— Плащ-палатку! — закричал кто-то. — Плащ-палатку сюда! Я опустил комдива на разостланную плащ-палатку. Расстегнул полушубок, за ним китель. Не раздумывая, рванул свитер, обнажая грудь. Из раны текла кровь. Расстегнул полевую сумку, нащупал индивидуальный пакет. Но тут подбежали медики.

Во время перевязки полковник Кантария скончался.

Иван Григорьевич был храбрым солдатом. Его жизнь связана с армией. В двадцатых годах добровольно вступил в ряды Красной Армии. Принимал участие в подавлении контрреволюционных мятежей в Закавказье. После гражданской продолжал служить в армии, учился, набирался опыта. С первых месяцев Великой Отечественной участвовал в руководстве боевыми операциями на Крымском полуострове. Оборонял Большой Кавказский хребет. Во главе 253-й стрелковой дивизии освобождал Львовщину.

Смерть вырвала Ивана Григорьевича из рядов бойцов, но он остался в памяти народной. Имя Кантария носит одна из улиц Львова, музей городской школы. На могиле отважного сына грузинского народа во Львове на Холме Славы установлена плита.