На службе народу - [13]

Под Казанью я впервые узнал, что такое обстрел тяжелыми снарядами. Над тобой непрерывно гудит и свистит. Взлетают фонтаны земли и осколков. Бойцы все время кланяются, припадают к земле и отрываются от нее очень неохотно. Каждый стремится найти укрытие и только потом, чувствуя себя в относительной безопасности, начинает оглядываться по сторонам. Особенно болезненно воспринимали отдельные красноармейцы налеты аэропланов. Большинство видело их впервые в жизни. Сбросит бомбу аэроплан где-то за полверсты, глядишь, а цепочка, бойцов дрогнула, некоторые поворачивают назад. Двое-трое слабонервных пускались в бегство, лишь заслышав рокот моторов. Другие старались не подавать виду. Так же реагировали сначала на налеты и наши соседи слева и справа Оршанский и Невельский полки.

Умение воевать не приходит сразу. Это трудная наука, и не каждому она дается, в том числе не каждому командиру. Один становится настоящим военным с мужественной душой, расчетливым умом и ведет людей к победе. Второй превращается в хорошего штабного работника, но под пулями празднует труса. Третий ведет себя отважно, однако не умеет руководить подчиненными. А четвертый вообще годен только на то, чтобы мечтать о ратных подвигах, лежа на диване. Увы, жизнь впоследствии убедила меня, что даже среди профессиональных военнослужащих попадаются порой представители второй, третьей и четвертой категорий лиц. И мне приятно сейчас думать, что человек, который своим личным примером и умными советами открыл мне глаза на то, каким должен быть командир, принадлежал к первой категории.

Я имею в виду Говоркова. Бывший офицер, он, не колеблясь, сразу же после Февральской революции стал на сторону большевиков и решительно пошел за партией Ленина. Его беседы со мной, рассказы о старой армии, о воинском искусстве, о принципах организации боевой работы сыграли немалую роль в том, что я решил стать красным командиром. В юные годы я полагал, что настоящий командир — это тот, кто смел и силен, обладает громким голосом и хорошо стреляет. Большевистская выучка помогла уяснить, какое огромное значение имеет морально-политический фактор, сознание солдата. Я постепенно начинал постигать то, что может дать человеку либо систематическое военное образование, либо сама война. А учился, глядя прежде всего на Говоркова.

К сожалению, недолго пришлось мне шагать рядом с новым другом. В начале сентября перешли мы в наступление. Офицерские батальоны открыли сильный огонь, длинными очередями строчили их пулеметы. Нелегко было поднимать бойцов в атаку. Тогда Говорков встал впереди отряда в полный рост, сзади себя поставил меня и знаменосца. Ребята запели «Вихри враждебные веют над нами...», и отряд рванулся на врага. Не прошли мы и нескольких шагов, как Говорков покачнулся. Я бросился к нему. У него из виска сочилась кровь. Не успел я послать за санитарами, как он скончался.

А огонь врага все сильнее. Что делать? Отступать? Зарываться в землю? Идти дальше? Бойцы смотрят на меня, кое-кто уже ложится. Я закричал и побежал к железнодорожной насыпи. Оглянулся — все бегут за мной, вроде бы никто не отстает. У насыпи залегли. Подползли ко мне ротные, спрашивают: «Товарищ комиссар, окапываться или мы тут ненадолго?» Я оглянулся, как бы по инерции, но Говоркова уже не увидел. Медлить в тот момент было нельзя. Вспомнив уроки Говоркова, поставил ротным задачу, затем сказал: «Как встану — вот и сигнал. Атакуем дальше!»

Огонь стих. Только мы поднялись, видим, навстречу бегут золотопогонники со штыками наперевес, рты раскрыты, а крика из-за стрельбы не слышно. Сцепились врукопашную. Я расстрелял всю обойму во вражеских пулеметчиков. Пулемет замолчал, а позади него вскочил с винтовкой в руке солдат. Успеет выстрелить конец мне. Прыгнул я через щиток «максима», чтобы ударить врага рукояткой маузера в лицо, и зацепился ногой. Падая, успел заметить, как тот взмахнул прикладом, и я почувствовал сильный удар в затылок. Потом — туман... Очнулся на полке в санитарном вагоне. Значит, жив!

Через день навестили меня товарищи. Принесли обнаруженное в кармане френча Говоркова письмо, адресованное в редакцию газеты «Известия». В письме он призывал красноармейцев бить белогвардейцев до конца. Страничка кончалась словами: «Деритесь за Советскую власть, в ней ваше спасение». А еще через несколько дней пришла весть, что Казань освобождена.

В Судогде друзья приехали на железнодорожную станцию встретить бывшего военкома. Доктора предписали мне длительный отдых и лечение. Почти два месяца я отлеживался и приходил в себя. Понемногу молодость начала брать верх. Все чаще мог я присутствовать на заседаниях укома и помогать новому военному комиссару в его работе. Наконец почувствовал, что снова в состоянии воевать.

Вскоре после того, как Судогда торжественно отметила первую годовщину Великого Октября, я поставил перед укомом РКП (б) вопрос об откомандировании меня в действующую армию. Уком взамен предложил мне возглавить уездный всевобуч. Спор был перенесен в губернскую инстанцию, а там решили дело так, как не ожидал никто из нас, и направили меня в Академию Генерального штаба для получения систематического военного образования. Обучение в ней дважды прерывалось для меня отправкой слушателей первого и второго курсов на фронт. В первый раз это было в мае 1919 года.