На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1 - [31]
Другие русские начинания, в частности измышления Сазонова, добавляют нам забот. В ответ на назойливые настояния русского посланника в Бухаресте Братиану, как он уже предупреждал об этом, заявил, что он пока не может никому обещать что-либо и что, если будут настаивать на получении от него немедленного ответа, последний будет отрицательным. Сазонов старается вознаградить себя за эту неудачу возобновлением своих попыток переговоров с Турцией>122*. Он желает, чтобы Порте было объявлено: «Если вы останетесь нейтральными, Англия, Франция и Россия не только защищают вашу территорию, но освободят вас в случае своей победы от той стеснительной опеки, которую Германия навязала вам в ряде предприятий, в первую очередь на Багдадской железной дороге». Эдуард Грей, ум которого не знает покоя, поручил сэру Френсису Берти передать Думергу аналогичное предложение. Не строя больших иллюзий о действенности такого шага, французский кабинет дал на него свое согласие, но едва успел он отправить свой ответ, как Извольский вручил Думергу дополнительную ноту.
В постскриптуме Сазонов предъявляет требование о предварительной демобилизации Турции, французское правительство считает, что это притязание идет слишком далеко и грозит испортить все дело. Действительно, Морис Бомпар не скрывает от нас, что Турция все более склоняется на сторону Германии и что, если первое большое сражение закончится победой немцев, нам будет стоить большого труда удержать оттоманское правительство и дальше в нейтралитете>123*.
Зато у английского министерства иностранных дел создалось более благоприятное впечатление о событиях в Греции>124*. Как видно, в течение этих дней император Вильгельм, шумливый шурин короля Константина, бомбардировал последнего письмами и телеграммами. Королева София постоянно приходила на помощь. Венизелос, наблюдавший за этими маневрами, обнаруживал большое беспокойство. Но давление превзошло всякую меру. Сам германский посланник вмешался в дело. Он осмелился, несомненно по категорическому приказу из Берлина, потребовать от короля, чтобы он немедленно высказался за или против Вильгельма II. Как передают, посланник позволил себе такой дерзкий тон, что Константин, уязвленный в своем самолюбии, прервал аудиенцию.
Что касается Италии, то Думерг был вполне прав, не желая форсировать события. Несомненно, итальянский генеральный штаб готовит, по-видимому, во всех деталях более или менее длительное военное выступление против Австро-Венгрии>125*. Но у нас есть доказательство, что сегодня маркиз Империали получил в Лондоне от маркиза ди Сан-Джулиано инструкции, откладывающие дело в долгий ящик. Итальянское правительство уведомляет своего посла, что в настоящий момент оно не намерено выйти из своего нейтралитета, но, если оно когда-либо изменит свою позицию, этому новому решению должны будут предшествовать точные и детальные военные и политические соглашения с державами Тройственного согласия. Эти соглашения будут вырабатываться в величайшей тайне в Лондоне, а не где-либо в другом месте. Италия нисколько не питает недоверия к Думергу, но она не доверяет Извольскому, аккредитованному в Париже, она предпочитает английское благоразумие и английское умение молчать. Маркизу Империали даже поручено просить сэра Эдуарда Грея постараться, чтобы Баррер Крупенский, русский посол в Риме, не затрагивал этой темы в своих беседах с Сан-Джулиано. Но вот что Италия здесь недоговаривает и что, возможно, объясняет те нескрываемые приготовления, которые она ведет в направлении Трентино: предварительно собирается вести при посредничестве Германии переговоры с Австрией. Она желает тщательно взвесить выгоды, которые может ожидать от нейтралитета или от войны со своими союзниками. Консульта и здесь оказывается более ловкой и тонкой, чем все дипломатические канцелярии Европы.
Вечером в военном министерстве еще не знали, перешли ли мы в наступление на бельгийской границе, как это было объявлено. Мне сказали лишь, что наше положение в верхнем Эльзасе улучшается, что мы взяли в плен еще тысячу человек, что мы захватили полевые орудия и орудия большого калибра и не только снова взяли Сирей, но, сделав новый прыжок, заставили отступить баварский корпус.
В 23 часа 30 минут мне передают телеграмму, отправленную из Мальты в 21 час 50 минут и подписанную адмиралом Буэ де Лапейрером: «Сегодня утром, появившись одновременно с северо-запада и юга, застал врасплох перед Антивари крейсер типа „Зента“ и торпедную лодку, поддерживавшие блокаду. Крейсер потоплен. Торпедной лодке, кажется, удалось спастись. Я займу наблюдательный пост у входа в Адриатическое море и буду снабжаться на месте».
Телеграмма Палеолога>126*: «Сегодня утром беседовал с Сазоновым. Я домогался от него ответа, не заявит ли в случае победы русское правительство территориальных или политических притязаний к Турции. „Вам небезызвестно, – сказал я, – что территориальная неприкосновенность и политическая независимость Турции остаются одним из руководящих принципов французской дипломатии“. Он ответил мне: „Даже в случае победы мы будем соблюдать независимость и неприкосновенность Турции, если она останется нейтральной в этой войне. Самое большее, мы потребуем установления нового режима для проливов, который будет одинаково применим ко всем государствам, лежащим на берегах Черного моря, – к России, Болгарии и Румынии"». На этот раз язык Сазонова вполне ясен. Этот язык даже почти удовлетворителен. Во всяком случае, это – достаточное доказательство того, что, что бы ни писали с тех пор некоторые пасквилянты, Франция перед войной ни разу не изменила в пользу России своей старой восточной политики и что ни в 1912 г., ни в 1914 г. ни я и, полагаю, никто другой не давали ни царю, ни его правительству, ни Извольскому никаких обещаний даже в вопросе о проливах. Недаром Сазонов не ссылается ни на какое обязательство, взятое на себя Францией.
