На склоне пологой тьмы - [3]

Пусть небо весеннее блещет своей новизною,

Пусть голос развалин старинных, как эхо, далёк,

Разгадка близка, как кудлатое пламя заката:

Мы вновь отреклись от погасших своих очагов!

Спираль нанизала просторы Вселенной, а даты —

Всего лишь земные условности в пепле веков.

«Ни радости, ни горя, — сердце умерло, — …»

Ни радости, ни горя, — сердце умерло, —

Переизбыток чувств и бытия.

Черты смягчились, и бесценным Уреем

Прозренья стала мудрости змея.

Не тяготят ни годы, ни чудачества,

И страх по коже больше не следит.

Любовь в груди живёт иного качества,

А совесть с честью слиты в монолит.

Речей пустопорожних всё досаднее

Восприниматься стала воркотня,

И только взору вольному отраднее

Глядеть, как с жиру бесится родня.

И только ночью разуму свободному

Всё проще возноситься к небесам,

Поскольку к телу, для утех негодному,

Не возвратится прежняя краса.

Но красота — сокровище не внешнее,

Что изредка с достоинством дружна.

Её обрящут кротко души грешные,

Которым правда Божия слышна.

И, расставаясь с этим миром радостно,

Отдав земле пустую скорлупу,

Замрёт душа восторженно и благостно,

Покинув ненавистную толпу,

Где в тесноте и давке, и бессмыслице

Она влачила тяжесть многих лет,

И не смогла над суетой возвысится

В условном мире, где пощады нет.

«Стекло и хрусталь на деревьях…»

Стекло и хрусталь на деревьях

Мерцают в медовых огнях,

И птицы в заснеженных перьях

Кружат в этих скудных краях.

Дыхание ночи студёно,

Мороз, что ни час, то сильней,

И с тонким серебряным звоном

Сосульки слетают с ветвей.

А парк нереально прозрачен,

Искрится опаловый наст,

И месяц смотрящим назначен

Зимою, что спуску не даст,

Пока не истратит запасы

Мертвящей своей белизны,

И всё выразительней стансы

Февральского ветра слышны.

Свила одиночества кокон

Вкруг мира небесная тьма,

И месяца тоненький локон

Опять его сводит с ума.

Романс «На резком слове не взыщи»

На резком слове не взыщи,

Источник всех моих сомнений!

Ты болью сердце истощил,

А ум исполнил сожалений.

Мне не понятна суета,

Как не понятны недомолвки,

Увы, святая простота

Больней вонзается иголки.

Ты помнишь этот странный час,

Когда легко и невозвратно

Развёл февральский сумрак нас,

А март не принял нас обратно?

Я помню этот страшный миг,

Когда глаза, сравнимы с бездной,

Моей души гасили крик

Своею тайной бесполезной.

Какое множество причин

Покончить с нашим мезальянсом!

Но у судьбы закон один, —

Всю жизнь раскладывать пасьянсы.

И даже свой роскошный дар

Она сумела так искомкать,

Что нет в помине прежних чар,

Лишь мысли кружатся позёмкой.

Припев:

И не весна ещё, и больше не зима,

То луг цветёт в душе, то стынет вьюга…

Наверно, снова виновата я сама,

Что мы с тобой не поняли друг друга.

3. Жизнь и смерть

Победитель

Людоедские брови правя,

Ухмыляясь усатым ртом,

Не считал человечков Сталин, —

Каждый был у него винтом.

Винт крути, и — насколько станет.

Перетянешь, таков и прок.

Всё про всех знал великий Сталин —

Не провидец и не пророк.

Он — кормилец шакальей стаи

И, за горло подняв страну,

Из костей строил стены Сталин,

На костях проиграл войну.

Субкультуру взрастив на крови

Негодяев и стукачей,

Он себе певцов заготовил,

Он оставил нам палачей.

Проще будет почить героем,

Запластав своей грудью дзот,

Чем великой страны изгоем

Забивать мокрой глиной рот.

Проще будет войти в анналы,

Переняв чьей-то жизни миг,

Чем кайлом прорубать каналы,

В мать рябой славословя лик…

От свободы рабы устали,

Им бы снова под власть кнута…

Где ты, новый великий Сталин,

Где ты, заданный шаг винта?

Ждут добычи кровавой черви,

Да горластое вороньё.

Слишком много плодится черни,

Подоспело твоё жнивьё,

Русь великая, будь покойна,

Мы удобрим твои поля,

Мы накормим собою войны,

Чтобы снова цвела земля,

Чтобы воры и мародёры,

Вновь кроили тебя и жгли,

И чтоб мы на твоих просторах

Только смерть себе обрели.

Красная дверь

Я обожаю княжие цвета

От красной двери до зелёной рощи.

Мне нравится святая простота

Пустых просёлков, где рассудок ропщет

Лишь над следами человечьих рук,

Оставивших обрывки разной дряни.

Люблю в природе выверенный звук

И постепенность. В ослеплённой рани

Хочу не знать о том, что будет днём,

А вечером не быть в плену у страхов,

И, озирая жизни окоём,

Не поминать, что жизнь была не сахар…

Весь этот мир придуман напоказ,

Он, как и я, не прячется от боли.

И я его уже в который раз

Спасти не в силах от чумной неволи

Нещадных и неузнанных потерь,

Когда безумье побеждает разум,

И красная не разделяет дверь

Зелёный миг планеты и заразу

Стяжания. Стигматы ран земных

Горят огнём, никто по ним не плачет.

Как много слов восторженно-пустых,

Как много чувств, что ничего не значат!

И вот опять любимые цвета…

За этой дверью только мы с тобою.

Пускай к нам постучится красота,

Она — как сон с загадкою земною…

Измена земле

На дворе вьётся хмель, а смородина

Сыплет бусины ягод в траву…

Далеко моя милая родина,

Только вижу я как наяву

Старых улиц булыжную оторопь,

И вишнёвую кипень садов,

И ворот разномастную косороть,

И весомую поступь годов,

Что ломали, сносили и строили,

Изменяя ландшафт городов,

Что сермяжную правду рассорили

С гордым жлобством бетонных столбов.

Бастет

Макает месяц тоненькие рожки

В озёрную задумчивую гладь.

Богинею сидит, напрягшись, кошка

И рыбу-месяц силится поймать.

Она черна, как ночь, что рядом тщится