На севере диком - [37]

Тарас улыбнулся в темноте — весна. Он как бы увидел: отяжелевшая за день под солнцем снеговая шапка сорвалась с сосны. И вот освобожденно вскинулись затекшие от усталости ветви. Снег свалился с зеленой вершины, как камень с сердца.

Камень на сердце. Вот и у него на сердце холодная тяжесть. Надо, чтобы очень разгорелось сердце, — тогда подтает она, тяжесть эта, и найдется сила сбросить ее.

«Камушек», — подумал он о Марине. Вспомнил о работе и тоже подумал: «Камушек».

И что там придумал Мартыненко? Двадцать кубиков на лучок — это не так-то просто. Да, тут одним хребтом не возьмешь. По рации передали — звено Мартыненко. Что это за звено, какая у них расстановка? Иван Петрович уехал в трест, обещал узнать, в чем дело. А дни идут.

Тарас бросил папиросу и вошел в общежитие.

Юрок ждал его, сидя на койке. Этот паренек полюбился Тарасу с первого дня. Маленький, неутомимый, верткий — настоящий вьюрок — таежная бойкая птичка. Однако силенкой не обижен и так же одинок, как и Тарас. Вырос в колхозе, выучился в семилетке, прислали его на сезон, а он так и прижился в леспромхозе. Хороший будет лесоруб.

Юрок сказал:

— Я так думаю, Тарас: звено у него человека три.

Тарас, не отвечая, присел около своего помощника. Из кармана старой гимнастерки достал бумагу. Развернул.

— Вот. С инженером вдвоем думали. Вот эта делянка. Первый номер на подготовительных работах…

По расчетам выходило: звено — из четырех человек. Юрок не соглашался.

— Много. По пять кубиков.

Долго не могли заснуть. Юрок поднимал голову. Прислушивался.

— Тарас, не спишь? А я думаю…

Тарас не отвечал. Но Юрок видел — не спит лесоруб. Хотел снова позвать его, но Тарас приказал:

— Спи.

Юрок снова начал думать. Ему показалось, что он нашел правильное решение, начал снова считать и неожиданно уснул.

А когда Тарас проснулся в семь утра, соседняя койка была пуста.

— Вот беспокойный, — усмехнулся Тарас, собираясь на работу.

Не оказалось Юрка и в столовой. В инструменталке сказали, что Юрок не заходил, как всегда, чтобы взять пилы.

Юрок исчез. Тарас, никому не сказав об этом, поехал в лес…

Было темно, когда Виталий Осипович вышел из дому. В гараже и около него малолюдно. Теперь шоферы принимают машины от своих сменщиков прямо на трассе, у заправочной, возле диспетчерской — нововведение, которое экономит дорогое время. Машины заходят в гараж только на ремонт.

На попутной машине он поехал в лес. До обеда пробыл на делянках и лесной бирже.

Шоферы, приезжая на биржу, жаловались, что на лесозаводе машины задерживаются под разгрузкой. Виталий Осипович поехал на завод. Действительно, у третьей пилорамы стояли две машины. Одна разгружалась, другая ждала очереди. Пилостав — маленький сморщенный человек — суетливо объяснил Корневу, в чем дело. Первая и вторая пилорамы завалены лесом, к четвертой дорога настолько разбита, что шоферы не рискуют сворачивать на нее. Ремонтировать дорогу некому. Когда нет погрузки, грузчики за отдельную плату ремонтируют дороги.

— А сегодня подали тридцать вагонов, пришлось снимать людей с дороги и направлять на погрузку. Не хватает рабочих.

— Где завбиржей?

— На погрузке.

Корнев распорядился весь лес направлять на погрузку. И посоветовал остановить пилы на час и исправить дорогу.

— А шпалорезку тоже остановить? Там срочный заказ на переводный брус. Шпальник плохо везут или нет в лесу шпальннка?

Сказав, что шпальник есть на лесном складе, что надо с вечера давать заявку на материал, а шпалорезки ни в коем случае не останавливать, Виталий Осипович пошел по линии узкоколейки к месту погрузки.

Отсюда лес шел на запад, в освобожденные районы. Кругляк, шпалы, брусья, доски, сноса шпалы, шпалы и шпалы нескончаемым потоком идут на запад.

На железнодорожной ветке, протянувшейся через всю биржу, стояла вереница вагонов. Здесь были и открытые платформы, и громадные пульманы, и угольные гондолы — все, в чем можно было возить, подавалось на биржу.

Грузили шпалы. Двое «наливали»: подхватив из штабеля тяжелую шпалу, они опускали ее на плечо грузчика, тот нес ее по шатким сходням и с грохотом бросал в вагоны.

Круглый лес — огромные сосновые кряжи, баланы, как называли их тут, — накатывали по длинным покатам на платформы.

Неторопливо шла работа. Несколько человек сидели у костра — перекур. Корнев подошел к ним. Один из грузчиков — высокий, худой, в черной с зелеными кантами фуражке, отодвинулся, давая место техноруку.

Он присел к костру. Грузчики молчали. Чтобы начать разговор, Корнев спросил;

— Как дела?

На что один из них односложно ответил:

— Да так.

— Дела наши все на виду, — пояснил тот, который дал Корневу место у костра, — не блестят у нас дела.

Выяснилось, что положение и в самом деле не блестящее. Люди работают уже вторые сутки, а на станции еще пятнадцать вагонов дожидаются. Вся работа идет насмарку. Леса много, вагонов много, а людей не хватает.

Огромная площадь лесобиржи завалена лесом. Вдоль железнодорожной ветки тянулись нескончаемые штабеля круглого леса, шпал, бруса. Отдельно высятся пиломатериалы: доски всех сортов и размеров аккуратно сложены огромными кубами, блистая нежными желтовато-розовыми оттенками свежей древесины. Штабеля образуют целые улицы и кварталы. А лесозавод выбрасывает все новые и новые партии досок, шпал, брусьев, и все это лежит на бирже, ждет отгрузки.