На семи дорогах - [23]

Арзыгуль едва слышно что-то проговорила.

— Не говори так, доченька, не говори так! — произнес Джомарт-бай. Схватив дочь за налитые, тугие плечи, он повернул ее к себе. С трудом приподняв опухшие, отяжелевшие веки, он стал рассматривать Арзыгуль так, словно видел ее впервые.

— Послушай, что я скажу, доченька, — заговорил Джомарт-бай, не разжимая рук. — Твой отец не раз еще приподымется в стременах, мчась вместе с самыми отважными джигитами. Только ты, доченька, не вмешивайся в мои дела. Не твое это дело, не женское.

— Ты хорошо сделала, что надела на себя мужскую одежду. Правильно сделала.

— Если будешь ходить, распустив до пояса четыре косы, тебя может коснуться дурной и недоброжелательный глаз. Что делать, времена такие наступили.

Арзыгуль вздохнула.

— Будь добрым джигитом, — продолжал отец, — но живи под моим крылышком, И постарайся, по возможности, поменьше попадаться на людские глаза. Ты поняла?

— Да, отец, — сказала Арзыгуль и поправила ружье, которое держала в руке.

— Пятизарядка — не твое оружие, — нахмурился отец. — Пойди и отнеси его на место.

— Хорошо. Но тогда взамен вы мне дайте другое оружие, которым я могу владеть!

— Что ж, ладно.

Джомарт-бай, немного замешкавшись, достал откуда то из рукава наган и протянул его Арзыгуль.

— Всегда держи его наготове, слева за пазухой, и пусть наган будет постоянно заряжен... И еще вот что. В минуту опасности правой рукой берись за рукоятку нагана. А если до цели не больше пяти шагов, можешь оружие не вытаскивать — стрелять прямо сквозь платье.

Девушка взяла наган.

— Ну, а теперь иди и поставь чай. Мы все вместе попьем и спокойно поговорим.

Арзыгуль поставила на огонь большой кумган.

Подошла жена главного пастуха, стала стелить красные богатые ковры на траву, которая, едва пробившись сквозь скудную почву, уже начала засыхать. Во время своего занятия она, сгорая от любопытства, все время бросала взгляды в сторону незнакомого красивого джигита в белой, как снег, папахе.

Так и не дождавшись от него приветствия, жена пастуха, обратилась к незнакомцу:

— Добрый день, джигит! Откуда к нам пожаловали? Надолго ли?

Джигит промолчал.

— Уймись, женщина! — оборвал ее бай. — Что ты трещишь, словно сорока, увидевшая червивое мясо? Подойди-ка сюда и оставь гостя в покое.

Женщина, привыкшая к повиновению, подошла к хозяину. Между тем Арзыгуль куда-то незаметно исчезла.

— Куда подевалась Арзыгуль-джан? — спросила жена пастуха.

— На что она тебе?

— Поговорить хотела.

— Арзыгуль ушла далеко, к родственникам. Я сам

послал ее к ним, — сказал Джомарт-бай, слова которого звучали вполне правдоподобно.

— Бай-ага, а можно нам всем туда переселиться? — медовым голосом попросила женщина. — Там, наверно, пастбища получше. Здешние никуда не годятся, к тому же овцы съели все, что можно...

— Можно, Дойдук-пери, конечно, можно, — ответил бай. — Пусть только твой муж как можно лучше подготовит отару. — Ты, наверно, догадалась, — бай многозначительно понизил голос, — что путь нам предстоит нелегкий и далекий.

— До границы? — догадалась женщина.

— Да.

— Можно сказать об этом мужу?

— Разумеется. Только пусть не ленится, как можно лучше и быстрее готовит отару в дорогу.

— Пусть только попробует лениться! — воскликнула женщина, острая на язык. — Да я ему бороду оторву и сзади приклею! — С этими словами она поспешно направилась к ближайшему кошу, чтобы поведать захватывающую новость своему мужу, а заодно и всем остальным.

Услышав, что женщина ушла, Арзыгуль вышла из-за юрты, в которой делала какие-то приготовления.

Джомарт-бай опустился на ковер и, придвинув поудобнее подушки, приступил к чаепитию. Он выпил два больших чайника крепко заваренного чая, опираясь на локти и не меняя позы. По лбу его заструился пот.

Арзыгуль села на ковер недалеко от отца. В мужской одежде она чувствовала себя стесненно и неловко.

Джомарт-бай поставил пиалу.

— Доченька, надев мужскую одежду, нельзя стать джигитом, — заговорил он. — Как ты сидишь? Не похоже, что сидит джигит. И потом, если ты собираешься все время ходить в мужской одежде, я не смогу называть тебя дочерью. С сегодняшнего дня твое имя будет Халлы.

— А мне как называть тебя?

Бай подумал.

— Зови меня по-прежнему отцом, — решил он. — Уж кого-кого, а тех, кто называл меня отцом, было много, очень много... Внешность тебе удалось изменить очень здорово. Видишь, даже жена пастуха не сумела тебя признать, приняла за незнакомого джигита. А она — женщина глазастая.

После чаепития Джомарт-бай привел себя в порядок, накинул на плечи праздничный чекмень из верблюжьей шерсти и отправился проведать своего любимого коня, который был привязан недалеко от главной юрты, в низине.

Что касается Арзыгуль, то она открыла длинный синий сундук, обитый орнаментом из жести, и принялась в нем что-то искать.

Хотя становище было со всех сторон укрыто высокими барханами, Чоллек еще издали увидел кибитки Джомарт-бая.

Немного постояв на вершине бархана, Чоллек погнал своего коня вниз, к становищу, не обращая внимания на рытвины и впадины.

Он заставил коня ступить на ковер, разложенный во дворе, на котором совсем недавно отец и дочь пили чай.