На секретной службе Его Величества. История Сыскной полиции - [5]

за доведение рядового служительской команды при С.-Петербургской Комиссариатской Комиссии Алексея Александровича Мелентьева до чистосердечного сознания в краже у Государственного крестьянина Капитона Прокофьева денег 1800 руб. сер. и за отыскание этих денег, за исключением только 122 руб. сер., уже растраченных Мелентьевым, объявляю мою благодарность.

Подписал:

С.-Петербургский Обер-Полициймейстер

Галахов 1-й.

28-го Октября 1855 года»[16].

Добросовестное отношение к службе Ивана Дмитриевича не осталось незамеченным, и он получает первое повышение по службе: приказом Санкт-Петербургского обер-полицмейстера А. П. Галахова по Санкт-Петербургской полиции № 111 от 28 мая 1856 года его назначают старшим помощником квартального надзирателя 2-го квартала 3-й Адмиралтейской части.

На основании высочайшего манифеста 26 августа 1856 года ему вручают бронзовую медаль на андреевской ленте в память событий 1853–1856 годов, а затем и новый чин: высочайшим Его Императорского Величества приказом № 150 от 2 апреля 1857 года, отданным по Гражданскому ведомству, коллежский регистратор Путилин за выслугу лет произведен в губернские секретари со старшинством с 31 октября 1856 года.

Надо сказать, что Иван Дмитриевич, получив начальное представление о сыскной работе на примере первых лично раскрытых дел, продолжал оттачивать свое оперативное мастерство.

Шел 1856 год, и вскоре Путилину предстояло проявить свой талант во всем блеске: его ждало сложное и опасное дело по поимке и изобличению шайки разбойников-душителей. Об этом расследовании нам расскажет сам Иван Дмитриевич[17].

Шайка разбойников-душителей

Это была целая хорошо организованная шайка.

Не те «душители», которые являлись членами страшной секты, а просто душители, с целью грабежа избиравшие своими жертвами преимущественно извозчиков.

Наглые, энергичные, смелые, они одно время навели на столицу настоящую панику.

Операции их начались с 1855 года.

В конце этого года на Волховской дороге был поднят труп мужчины, задушенного веревочной петлей. По расследованию оказалось, что это был крестьянин Семизоров из села Кузьминского, что он ехал домой, был по дороге кем-то удушен, после чего у него взяли лошадь, телегу и деньги.

Убийство страшное, но не обратившее бы особого внимания, если бы следом за ним, на той же самой Волховской дороге, не совершилось совершенно такого же характера другое убийство.

На этот раз был удушен крестьянин деревни Коколовой, Иван Кокко, причем у него взяты были лошадь с санями.

Затем страшные преступления как будто переселились в город Кронштадт, и там, друг за другом, также удушением петлей, были убиты и ограблены крестьянин Ковин и жена квартирмейстера Аксинья Капитонова.

Становилось как-то не по себе при рассказах об этих страхах, а тут вдруг убийство, также удушением, легкового извозчика Федора Иванова — тоже с ограблением и уже снова в Петербурге, на погорелых местах Измайловского полка.

В то время местность Измайловского и Семеновского полков была мрачна и пустынна, и случаи грабежей и насилия были там нередки, но, собственно говоря, бывать в тех местах не являлось надобности, так как жили там преимущественно трущобные обыватели и разная голь.

Следом за извозчиком Ивановым близ Скотопригонного двора был найден труп также удушенного и ограбленного извозчика.

Как сейчас помню нарастание паники среди жителей столицы, а особенно среди извозчиков.

Нас же угнетало чувство бессилия.

Я был тогда еще маленьким человеком, а именно помощником надзирателя при Нарвской части, и у нас в части во время присутствия только и было разговоров, что об этих таинственных происшествиях.

Пристав следственных дел, некий Прач, толстый, краснолицый, с рыжими усами, самоуверенно говорил:

— Небось откроем! У меня есть такие люди, которые ищут, и сам я гляжу в оба!

Но он больше глядел в оба кармана мирных жителей своей части.

Другое дело Келчевский.

Он был стряпчим по полицейским делам той же Нарвской части и проявлял незаурядную энергию, особенно в ведении следствия. Совершивший преступление уже не мог открутиться от него, настолько он был ловок, умен и находчив. С ним мы подолгу беседовали о таинственных убийцах.

Как он, так и я не сомневались, что в ряде этих убийств принимает участие не один и не два человека, а целая шайка.

Одновременно с этими убийствами в Петербурге наводила немалый страх и шайка грабителей (это все в 1855 году), члены которой грабили неосторожных пешеходов в темных закоулках и на окраинах.

Келчевский думал, что убийцы и грабители — одна шайка, но я твердо был уверен в противном, и на эту тему мы с ним горячо и подолгу спорили.

А в городе паника все увеличивалась. Многие парни бросили извозный промысел, ни за какие деньги иного ваньку нельзя было договорить куда-нибудь на окраины вечером, и на ночь выезжали на работу только самые отчаянные из извозчиков.

Конец 1856 года и начало 1857-го можно было назвать буквально ужасными. За два месяца полиция подобрала одиннадцать тел, голых, замерзших, со страшными веревками на шее!

Это были все легковые извозчики или случайно запоздавшие пешеходы.

Из одиннадцати подобранных тел девять удалось оживить благодаря своевременной медицинской помощи, и рассказы этих оживленных, по-моему, страшнее всяких придуманных рождественских рассказов.