У стола засмеялись, а старичок, жевавший табак, произнес:
— Не всякому слову верь, но говоришь ты складно. Знавал я одного, он все рассказывал, рассказывал, где побывал, куда его нанимали, а после, как я к нему в послужной-то список глянул, — и вышло, что он три недели всего ходит по поденкам.
Старичок закашлялся и сплюнул.
Кузнец настороженно прищурился.
— А я знавал одного деда, — сказал он, — и все-то было не по нем, все он бурчал.
— Старый человек всегда знает, что говорит, — вставила сидевшая у стола женщина с неприятным лицом.
— Х-ха, — засмеялся кузнец, — Фодк у нас возговорила. Втюрилась напоследок в старца.
— Да он мне как папаша, — посмеивалась Фодк, — а я ему как дочь; он хоть ворчит, а добрый. Мы с ним из-под самого Виттенберга все шли.
— Ты чем сейчас живешь-то? — спросил каменщик.
— Хожу по свету, — осклабилась Фодк, — где чего дадут… Со мной и дочка ходит.
— Где она, дочка-то? — спросил кузнец.
— Да вон, у третьего стола. Красивая девчонка, а…
Фодк вздохнула.
— И что с ней потом будет, — добавила она, понизив голос, богу одному известно.
— Что будет? — подхватил кто-то из сидевших напротив. — Бродяжить будет и помрет где-нибудь на дороге, как и ты, как все мы. Другие явятся, тоже пойдут бродяжить, как вы с ней. Эти помрут — опять же явятся другие…
— Какой разумник выискался, — засмеялся у того же стола пекарь. — «Другие явятся»… Х-хе… Теперь тут мы. А что нам до других?
— Всей жизни жаль, — проговорил разумник.
— А нам тебя жаль, что ты дурью маешься, — сказал кузнец. — К чему такие разговоры: «Всей жизни жаль…» Теперь ты хмель чешешь. Теперь-то мы под крышей! — вскричал он.
— Теперь нам хорошо, — сказал каменщик.
— «Теперь»… вот то-то, что «теперь», — возразил прежний голос.
За столом на мгновенье стало тихо. Каждый почувствовал в этих словах правду. Взгляды невольно обратились на равнину, простиравшуюся за окном. Пустую до самого горизонта, как и вся жизнь у большинства собравшихся здесь людей.
— Наполненные корзинки отнести! — слышится голос нанимателя.
Солнце прогрело деревянные постройки, и туман на равнине истаял.
— Через два дня разойдемся кто куда, — сказал кузнец.
— Кто куда, — повторил за ним каменщик.
Карр, карр… — донеслось из-за окон. Воронья стая неторопливо перелетела жерди хмельников, и от дыханья близкой осени затрепетала промасленная бумага в оконных рамах.
---
Jaroslav Hašek. Při česání chmele (1904).
В книге: Собрание сочинений в 6-томах. Том 1. М.: Художественная литература, 1983.
Перевод Е. Элькинд
Первая публикация в газете «Народни листы», вечерний выпуск, 3 ноября 1904 г.
