На самом деле - [5]

— Привет, — сказал Боря.

— Борис, объясни Марине ваши обязанности, — попросила начальница.

— Конечно.

Они проведут вместе неделю! А может, две?

Или три? Если бы Марина знала, что Борис проходит здесь практику, то начала бы работать раньше.

А впрочем, она все успеет. Вдвоем. Взаперти. В темной комнате! О, ей хватит и трех дней!

Часом позднее Марина сидела на стуле, смотрела в бумажку и скучно бубнила:

— Восемьсот четырнадцать. Отчет по основной деятельности Новотрубного завода за 1956 год.

— Есть, — говорил ей в ответ Борис.

— Восемьсот пятнадцать. Пояснительная записка к отчету по основной деятельности завода, — продолжала девушка.

— Угу, — мычал Борис и перекладывал еще одну подшивку.

— Восемьсот шестнадцать. Социалистические обязательства завода на 1957 год. Первый том.

— Есть!

— Второй том.

— Тоже есть.

— Третий. Четвертый. Десятый. Восемьсот двадцать шестое. Документы о представлении к званию ударников по цехам Новотрубного завода.

— Вот они, родимые.

Работа называлась сверкой фондов. Связки в десять толстых папок приходилось снимать со стеллажей, перетаскивать на стол и сверять по описи, в которой каждой папке — по-архивному говоря, делу — соответствовал свой номер. После этого папку следовало завязать снова, водрузить на полку, не забыв при этом, что дела идут по возрастанию снизу вверх, и взять следующую. Придумать что-то более занудное было невозможно.

Стеллажи стояли в два ряда, от пола до потолка, так что между ними можно было играть в прятки. Кое-где висели лампочки в решетчатых «намордниках»: их тусклое сияние могло выхватить из тьмы лишь два-три стеллажа, и свет включали только там, где рылись. Три стола вдоль главного прохода и два стула составляли обстановку. Окон в помещении не было.

— Мы как будто в бомбоубежище! — поделилась ощущением Марина.

— Слишком много горючего материала, — заметил Борис.

Если сидеть тихо, то можно услышать разговоры архивистов в соседней комнате. Они обсуждали шмотки — как свои, так и чужие — и решали, выпить чай сейчас или попозже. Часто говорили о политике, ругая власть, чего бы та ни делала. Еще сильней ругали оппозицию. Но во время перерыва, с часу и до двух, за дверью стихло: архивисты ушли на обед. Практикантам перерыв не полагался, поскольку их работа кончалась в два часа пополудни. Но Боря с Мариной тоже решили отдохнуть. Борис, сев на стул, положил голову на отчет какой-то районной сберкассы и уснул. А Марина листала дела. Удивлялась, до чего же аккуратно, чисто, без помарок выписаны перьями красивые крючочки в многочисленных томах. Советские чиновники, как древние китайцы, вероятно, получали удовольствие от вечного писания букв и цифр. Смета завкома, отчет завкома, стенограмма заседания завкома: «Слушали… постановили… слушали… постановили… слушали… постановили… вышел нетрезвым, не был допущен к работе… учитывая чистосердечное раскаяние…»

После перерыва Боря оживился. Он завел с Мариной светскую беседу о погоде, но неожиданно перешел на тему ошибочного мировоззрения европейцев и тупиковости буржуазного уклада жизни. Боря отмечал, что если русский скажет: «У меня есть кошка», отмечая факт со-бытия (он так и выражался!), то какой-нибудь пендос, конечно же, заявит: «Я имею кошку», транслируя на окружающий мир инстинкты потребителя, владельца. Вежливо кивая, Марина думала о том, что результат на первый раз неплох. Потом она спросила, есть ли у Бори девушка, но беседа снова склонилась к теме противостояния с миром Запада, а затем и вовсе перешла к таким частным вопросам, как свержение буржуями Хусейна и Каддафи, необходимость братания с Сербией и проблема вступления Турции в Евросоюз.

Немного освежила разговор находка документа номер два из первой описи 638-го фонда. Пожелтевшая бумажка с выцветшими буквами от пишущей машинки предлагала читателю «Список профессий черной металлургии, в которых применяется женский труд». Марину привлекли профессии «крючёчник», «землесей», «долбёжник», «младший травильщик», «старший тянульщик», «прокольщик дыр в рельсах», «шнуровой» и «шишельник на малых и средних шишках». А Борис хотел бы поработать «краскотёром», «волочильщиком железа», «подшивальщиком головок», «коногоном», может быть, «раздирщиком листов» и «водоосмотрителем», «намотчиком», а главное — «машинистом паровоздуходувок», потому что он не представлял себе, что это за устройства. При прочтении названия специальности «носчик номеров плавок» и девушка, и парень зарумянились. «Хороший знак!» — подумала Мари на, радостно открыв для себя, что эротичным местом может быть не только номер-люкс дорогой гостиницы, но и хранилище областного архива. После ей пришло на ум то, что, окажись она вдруг в тысяча девятьсот тридцать втором году, откуда будто бы родом обнаруженный документ, Марина вряд ли потянула бы профессию долбёжника. Скорее из нее бы получилась «пробоноска» или «чаеварка-кубогрейка». Значились еще какие-то «браковщица» с «мешальщицей» — но странно, разве Сталин не расстреливал тех, кто делал брак и мешал работать правильным пролетариям?

В общем, первый день работы на практике вселил в Марину надежду. «Боря будет мой!» — оптимистически думала девушка, снимая черный балахон. Потом взглянула на свои ладони. Они стали серыми от пыли.