На рыдване по галактикам - [233]

— Божественно… — раздумчиво тянет агроном и вдруг шумно вздыхает всеми своими непривычно пустыми ртами: — Мы ведь сами почти побывали в роли богов… В наших руках была судьба Вселенной! Но что случится, если она вдруг окажется в недостойных конечностях?

От постигшего меня изумления, а может, просто подтаяв, печенье вдруг отстыковывается от языка и встает поперек горла. Я кашляю, точно трюмная пищага, нанюхавшаяся инсектицида, так что физиономия аж приобретает недавний оттенок Басовой шевелюры, и в онемении таращусь на Шухера. И одновременно наклоняюсь к полу, чтобы удостовериться, не с кормовой ли части идет вещание? Но нет, там все тихо. Может, вражонкова мания величия от хвоста к голове таки поползла? Как знать, чего там те адорианцы с геномом лимбийским нахимичили?

Нюк, пользуясь моментом, от души хряцает меня по спине, и печенюх, описав крутую дугу, со звоном катится по сияющему чистотой полу. Но Шухер и тут не бросается на него, и даже хвост в сторону лакомства не дергается.

— Я продезинфицирую, — успокаивает меня Тася, а мой спаситель возвращается к вылизыванию кружки, буркнув, что если кто-то тут сильно брезгливый, то он — уже не очень.

А я все смотрю на нашего гения аграрной науки и размышляю, чем продезинфицировать его. Потому что с ним явно что-то сильно не в порядке! Сильно? Да я королева преуменьшений… тут катастрофическая деформация личности, поглоти меня туманность! Чтобы он не спикировал деллианским ящером на съедобный бесхозный объект? Прокашлявшись, осторожно пускаю пробный шар — проверить, не поглотил ли приросший к родителю Омен его личность целиком (хотя оставлять нетронутым то, что можно безнаказанно сгирганеить, тоже не в его обычаях):

— А ведь теперь, когда мы вернулись, сможем узнать, чем же там кончилась история с царственным яйцом нашего любимого Хин-Ант-Рес-Ульпеля!

Шухер мгновение смотрит на меня как будто в некотором замешательстве, а затем с готовностью соглашается:

— Это прекрасная новость! Я долго томился, не имея надежды узнать о судьбе царственного яйца.

Подвергнуть почитателя лимбийских мыльных опер более основательной проверке я не успеваю: интерком гаркает голосом Варга, что разгон перед гипером внезапно подходит к концу. А ведь раньше на это добрых трое суток уходило. И что те зирковы выплодки, которые не хотят создавать лишнюю работу Таисье по отскребанию их ошметков от переборок, должны живо чесать в рубку либо грузиться в компенсационные капсулы. Оборачиваюсь к Шухеру и успеваю лишь увидеть, как исчезают в шлюзе его хвостовые близняшки. Откуда в нем такая прыть? Хотя он же всегда до полуобморока боялся любых рыдвановых маневров. Похоже, лютой космофобии у него даже адорианский апгрейд не отнял. Мысленно поклявшись все же разобраться, что творится с нашим сакамаровым талантищем, рысью несусь в рубку, заодно чуть не силком утаскивая с камбуза вознамерившегося под шумок облизать и все кастрюли Нюка.

— Тебя перегрузом в мультиварку так утрамбует, что и адорианские нанохирурги не выколупают!

Улизнуть в компенсационный зал и заменить еду сном Вегус ему тоже не дает, велев занимать место второго пилота и учиться, пока учат такие гении, как он и Ксенакис, да еще и задарма.

— И главное — без розги, — шепчу я новоявленному пилоту перед тем, как занять свое кресло. Хотя, если верить моему пращуру, в те мифические благословенные дни, когда не родились еще предрассудки о вреде телесных наказаний, учеба у молодого поколения шла не в пример быстрее, а знания, закрепленные росписью на корме, анатомически непостижимым образом сливались с мозгом в единое целое. Нюку капитановы затрещины вон как на пользу пошли. Да и вестибулярку между делом поправили.

Глава 63. Нюк. Голод и ревность

Котлетка. Большая. Очень большая котлетка. Огромная просто. Сочненькая. Пар так и валит. А ткни вилкой — маслице течет. По-альдебарански котлетка-то! Наконец-то пожру как нормальный гуманоид, Кхара Всемилостивый! Заношу над этой белковой сокровищницей нож, и вдруг слышу Яркин голос, настойчиво что-то требующий.

— Лучше по-хорошему отойди, Соколова, я вооружен! — рычу я. — Это моя котлета!

— Какая котлета? Тебе жратва там уже снится, что ли? — толкает меня в плечо ее неласковая рука. Вожделенный продукт исчезает даже не надкушенным, исторгая из моей груди тяжкий стон разочарования. А из пустого желудка — журчание водопадов Кибии.

— Что за привычка у тебя в самые мои сладостные сны вторгаться?! — возмущенно спрашиваю у тормошащей меня Ярки. — Если ты разбудила меня не затем, чтобы накормить до отвала, я тебя саму слопаю, прям с термаком! Какая мне котлета снилась… Котлетища!

— Из меня получится жесткая и сухая котлетища, особенно с гарниром из гравиботинок. Стоит ли ради такого сомнительного удовольствия впадать в грех каннибализма? Тем более, что этот атавистический акт приведет тебя прямиком на Баргозу… после промывания желудка и мозгов, — парирует она. — К тому же, для изнеженного земного желудка я крайне острая, насквозь славийскими специями пропитанная. Можешь, конечно, и дальше тут голодными слюнями подушку полоскать, а я в портовое кафе почесала. Хоть пирожков каких с чипсами да мармеладными оменами прикуплю.