На рыдване по галактикам - [216]

— Вторая планета квадрата Зегальды, — развожу руками я. — Так уж получилось, что вспомнились именно ее координаты. Недавно просто про нее читала… Как раз после разговора Баса и капитана насчет тех… отводков, в общем… загонщиков.

При упоминании хищной флоры одновременно приходит на ум и наш сакамаровый агроном, оставленный почивать в капсуле на «Дерзающем». Интересно, где сейчас наш рыдванчик вместе с незадачливым лимбийцем? Знали бы семиюродный дядя и все двоюродные папы, ловко обтяпавшие космическую карьеру чада, как они подставили свою кровинушку! Лучше бы уж разрешили этой кровинушке мирно выращивать овощи на родине. А то вон куда та головокружительная карьера бедолагу завела…

— Ярок, а постой-ка на стреме, — просит вдруг Нюк, шебуршащий по стенам в соседней кабинке. — А еще лучше — задай песняка. Как тогда на Ниме. Как можно громче. Что-то в духе «Врагу не сдается наш гордый рыдван». Мне немножечко пошуметь придется… Цилли, помоги.

Они вдвоем втискиваются в кабину и принимаются возиться с утилизационным механизмом, напрочь загородив спинами весь обзор.

Когда речь заходит о диверсиях, меня дважды просить не надо. Может, мне и не вполне ясно, что они там делают, но пусть хоть толчок в огнемет или в ракету-носитель перестраивают — я за любой кипиш, который поможет отсюда дернуть. Поэтому с готовностью затягиваю тагаранский боевой марш — ничего более шумного в галактическом репертуаре не найти. Надо сказать, даже сами тагаранцы при его исполнении уши хорошенько утрамбованным снегом затыкают. И есть, отчего. А если у агрессоров какие вопросы возникнут, растолкую им подоходчивей, что это реакция земного организма на долгое голодание. Ишь ты, засунули в сортир — и думают, облагодетельствовали по высшему разряду, что ли?

Через пару минут раздается глухое «бам» и надсадный скрежет, и я повышаю децибелы, силясь все это замаскировать.

— Есть! — удовлетворенно сообщает Нюк, пятясь задом из узкой кабинки. Присев, он нажимает на какую-то кнопку сбоку гравиботинка, и из подошвы выскакивает крохотный тайник.

— Что это? — любопытничаю я между куплетами про неистребимый дух Ди-Дер-Сона, засевший в его потомках, и про животворящую силу горячего чая. Последний явно был приляпан к песне доконтактного периода уже после близкого знакомства с землянами, принесшими на Тагаран сей чудодейственный напиток, но вписался как родной и звучит ничуть не тише прочих.

— Диверсионный НЗ. Не нашли, зирковы выплодки, когда обыскивали! Я уж и забыл, что сбацал заначку на черный день, — говорит Стратитайлер, высыпая в ладонь какие-то крохотные штучки, очень похожие на те, что он в процессор Мамы запустил. — Вот и пригодилась.

— Нано-роботы? — догадывается бортмех.

— Ах-ха. Только не ремонтники, а совсем наоборот, хе-хе-хе, — нехорошо усмехается запоздалый первенец программистки Стратиловой. Крохи активируются от тепла и биотоков человеческого тела, вспыхивая колючими красными искорками.

— Вирусняк несут такой, что любую программу порвет, как альдебаранские гончие — шестилапого зайца, — добавляет Нюк, и будь на его носу родовые поцелуи солнышка — они сияли бы от предвкушения целым Поясом Ориона. — В половине обитаемых миров за этих малюток с таможни меня бы прямиком на Баргозу отправили, минуя все коррекционные программы.

Он снова скрывается в кабинке, судя по всему, инфицируя местный аналог Бо через систему управления гальюнами.

— Акустическую завесу уже можно вырубить, — говорит Цилли, страдальчески морщась. Но последний куплет я все-таки допеваю. Исключительно из уважения к тагаранским традициям. А то, поговаривают, к нарушителям тех традиций сам Ди-Дер-Сон в ночных кошмарах наведывается. С тем самым легендарным духом, особенно неистребимым благодаря древнему обычаю никогда не мыться зимой. Которая на Тагаране длится примерно парочку земных лет.

— Готово, сделано черное дельце, — сообщает Нюк, отряхивая пыльные ладони. — Знаешь, Лалафа плакал бы от приобщения к вокальному искусству Тагарана. Это было прекрасно. И реально громко.

— Однажды я разыщу его и обучу этой песне, пусть гоподрилов стращает… А что будет, когда эти мелкие поганцы уничтожат мозг крейсера? — жадно интересуюсь я у страшно довольного собой кибердиверсанта, пытающегося теперь понять, как же тут функционирует кран?

— А все вразнос пойдет или тупо отрубится… кроме автономной системы жизнеобеспечения, — говорит он весело, водя ладонью над раковиной в поисках датчика движения. — Это чужой корабль, зирковы дети его где-то сперли. Скорее всего, они вообще не гуманоиды — готов спорить хоть на всю свою зубную формулу. И шарят они в нем весьма-а-а посредственно, примерно как Шухер в половой принадлежности землян. Пока их инженер разберется что к чему… если таковой вообще имеется, что-нибудь да придумаем.

— Да и в половой принадлежности землян они тоже шарят ничуть не лучше Шухера, — злорадно замечаю я. И тут, совершенно случайно прислонившись к стене, неожиданно натыкаюсь на встроенный шкафчик, битком набитый разноцветными тубами. Зубная паста, что ли… Или мыло. Или вовсе сортирный стаз какой-нибудь. Разобравшись с крышкой, подношу тюбик к носу. Астероид мне в корму! Пахнет так, что рот сразу слюной наполняется. Понимаю, что это, скорее всего, совершенно несъедобная дрянь, принадлежащая неведомой долговязой расе, но желудок требовательно и громогласно заводит свой марш, не хуже тагаранского. Вот какой садист придумал бытовую химию таким ароматом снабжать? Нюк моментально «берет след» что твой Вражонок, описывает дугу своим обесчещенным курносым воздухозаборником и упирается им в тюбик.