На рыдване по галактикам - [140]

Неожиданно она касается моего воздухозаборника пальцем. Нежненько так. И принимается натирать его, как сопелку бронзовой собачки на одном земном бульваре туристы на счастье натирают.

— Интересно… а веснушки становятся ярче только от поцелуев солнца или от обычных тоже? — задумчиво тянет она, и через секунду сложенные сердечком губы оказываются у меня под самым носом. Тут я дергаюсь во второй раз, почище, чем от воображаемого Вражонка, и спрашиваю:

— Так! Ярка, это ещё что, блин-печенюха, за фокусы? Все это, конечно, страшно мило, и я прям польщен, но с чего это вдруг?! Ты что, Рекичински в шахматы на желание продула?

— Просто сегодня я вдруг заметила наконец, какие вы все милые… и запредельно сексапильные, — изрекает Соколова, взирая на меня совершенно незнакомым затуманенным взглядом. Все?! Так вот отчего Бас там перекипевшим чайником клокотал! Ее шкодливая морденка напрочь искажена неподдельным, доселе невиданным на ней вожделением, и она снова настырно тянется за поцелуем. А руки невероятно цепко за меня держатся. Точнее, одна держится, а вторая расстегивает ворот термака. На себе.

— И никакие у меня не прыщи, сейчас сам убедишься, — выдыхает она. Нет, это точно розыгрыш! Или нет?!

Судорожно сглатываю, хватая ее за руки. Живой, настоящей девушки у меня давненько не было, и, будь на месте Ярки кто-нибудь другой, я, может, и поддался бы такому напористому искушению… Хотя с Тасей вон тогда не поддался же? Но это ж Соколова, мы ж почти как братья уже! Ну, брат и сестра, то есть. Космос мне свидетель, что-то тут нечисто!

— Соколова, да что с тобой?! Чертово гару-гару афродизиаками напичкано, что ли? — восклицаю я, выбравшись из кресла и удерживая на отлете от своих, внезапно ставших привлекательными, частей тела на удивление сильные для ее роста лапешки. Сильные и загребущие!

А ведь Цилли тоже ела эту туземную отраву! Что, если и она вот-вот заявится, охваченная неудержимой в прямом смысле слова страстью? От нее, пожалуй, и не убежишь, и не отобьешься…

— Вот вы где, кадет! — восклицает Рекичински, затаскивая в рубку за щупальце упирающегося и норовящего вывернуться из его пальцев мини-дока. — Что с ней, не знаю, но раньше я за Соколовой подобного не замечал. Может, побочные эффекты от гару-гару. Ты док, тебе виднее. Она пыталась спрятать за пазуху голографического ферзя, а…

— А сейчас, вероятно, пытается его извлечь и передарить очаровашке инженеру? — мерзко хихикает Вражонок, таращась на расстегнутый ворот Яркиного термака. — В компании с недоразвитыми молочными железами, которыми гуманоиды долго и нудно выкармливают своих уродливых детенышей. Не понимаю, что вы в них находите привлекательного?

— А ты Цилли попроси показать, — шиплю я зло, быстренько дернув застежку Яркиного комбеза вверх. — Может, она уже раздавит тебя в печенюх и корабль разживется лимбийским ковриком для ног.

— У-у, это все от недотраха. Страви пар, конопатый, пока самка сама на тебя вешается, — ржет он. И тут все части пазла немедленно становятся на свои места.

— Уилсон, да этот змееныш что-то Ярке в еду и подмешал!

— И спасибо ему огромное, мир прям заиграл новыми красками, — томно уверяет Соколова, энергично подпрыгивая на месте с твердым намерением меня поцеловать. Врагусик заходится демоническим хохотом.

— Подержи-ка ее, — передаю я девчонку Рекичински. Та недолго расстраивается и тут же принимается возить пальчиком по комбезу суперкарго, взирая уже на него исполненными немого обожания голубыми пуговицами.

— Я тебя урою, гаденыш! — обещаю я свирепо и бросаюсь в погоню за выкидышем Сатаны. Тот улепетывает во все щупала, но за пару-то недель он уже поднабрал вес и подрастерял скорость, так что у медблока я таки настигаю его раньше, чем он успевает наглухо задраиться изнутри. Омен мечет в меня проклятья пополам со всем, что подворачивается под щупальца, но состыковавшийся с моим центральным процессором контейнер с инструментами только сильнее меня бесит. Человек я в целом спокойный, воспитанный, но змееныш же и робота вызверит! Загнав его в угол между столом и регенерационной камерой подвернувшимся под руку зондом, падаю на него всем телом, хватаю за щупала, и, не обращая внимания на впившиеся в руку зубы, пару раз душевно прикладываю об пол. Вражонок хрюкает, но челюстей не разжимает. Поддаю ему еще, от всей души. Зондом. И кулаком. Давно выпрашивал! С самого рождения, можно сказать.

— Моя деточка! — принимается голосить прискакавший на шум из оранжереи Шухер. И тоже целится укусить меня, параллельно пытаясь выдрать свое обмякшее сокровище из моих мстительных объятий перепачканными гумусом щупальцами. Но я живо отбиваю у него охоту кусаться. Ногой. Лимбиец он не из боевых и тут же пускает слезу, потирая ушибленный бок и причитая, что эта милая девочка, кажется, взбесилась.

— Какого зиркова гнезда гирганейского тут ОПЯТЬ происходит?! — вливает свой рев в эту какофонию кэп. — У дикарей манер нахватались?!

Ой, можно подумать, у самого Варга манеры и речь адорианской принцессы!

— Воспитательный… процесс, — пыхчу я, и не думая отдавать шипящего свободными ртами Вражонка папаше. Он все еще пребольно кусает меня за руку, так что недолго думая кусаю его в ответ за ухо. Надеюсь, он все же не ядовитый. Взвизгнув, паразит наконец разжимает челюсти, и прокушенный рукав термака тут же подмокает кровью. Зубы как иглы, материал-то прочнее некуда!