На рыдване по галактикам - [116]
— Великий Млечный Путь, он уже возомнил себя асом после одной-единственной посадки, когда каким-то чудом изгораздился не разметать корабль и наши кости по ближайшему холму! Он уже не нуждается в руководстве, видишь ли!
— А давайте я вас, мистер Ксенакис, на досуге кодить поучу, а? — вкрадчиво предлагаю я. — Вдруг меня снова птицы упрут, пригодится на всякий случай. Без меня-то Бо живо власть на судне захватит.
— Таське лучше свои бесценные знания в голову влей. Или вон, Вражонку, — хмыкает Вегус, наблюдая за тем, как два зонда безнадежно застревают в выпускном шлюзе. — Старого космического волка новым штукам не выучишь. Пойду, шваброй подпихну, — с совершенно несвойственным смирением вздыхает он и выбирается из кресла. Надо почитать поподробней про ту прогу в медкапсуле, может, это побочка такая от лечения?
— И на чем только языки они сейчас такие длинные отращивают, альдебаранских цеце бы этими языками щелкать, — ворчит Басилевс. — Мы в свое время наставнику слова поперек не вякали! В рот заглядывали да запоминали.
Продолжая бубнить, он запускает пятерню в розовые космы и придирчиво таращится на приборы, отражающее состояние всех систем «Дерзающего». Однако там все в норме, индикаторы горят ровным зеленым светом. Я впахиваю как проклятый, 24/7, и точно так же безостановочно меня шпыняют. Надо изъять у Соколовой алконычки и вернуть пилоту… задрессурил, как служебного робота уже. Ревнует, поди, фею свою кучерявую. А чего ревновать, мы почти не общаемся, она все время у Рекичински торчит, долг чести отрабатывает. Да и не больно-то мне охота.
Объект Басилевсовой страсти между тем сосредоточенно высчитывает что-то на своем компе и в дебаты об уровне моей потенциальной рукожопости, как ни странно, не вступает.
— Яромила, коррекцию курса, — оторвавшись от приборов, каким-то новым, невыносимо елейным тоном говорит Ксенакис. Старый, почиканный орионской волосоядной молью, казанова! Соколова почему-то подскакивает, точно нашкодившая школьница, торопливо шлепает по клавишам, закрывая программу, в которую безотрывно пялилась, и начинает лихорадочно вводить поправку. Мисс «Терпеть-не-могу-все-эти-любовные-глупости» там горяченькие фото, что ли, рассматривала?
Рыдван наконец ложится на орбиту, я гашу движки, зонды уходят на разведку, и по судну разливается подзабытая уже тишина.
— Сколько у нас времени до посадки? — интересуется Цилли по селектору. — Третий проверить надо. Да и первый не помешает…
— Зонды только ушли, так что навалом, — говорю я, борясь с пряжкой на ремнях. — Тебе помочь?
Остозвезденела мне эта рубка уже, лучше с бортмехом в движках покопаюсь… пусть и в роли подавалы инструментов, если по моей части там непривычно все норм. Крошка от моей скромной помощи не отказывается, к нам еще и кэп присоединяется, а Бас и рад остаться наедине с зазнобой.
Впрочем, сильно разгуляться с ремонтом нам не дает Бо. Сначала он сообщает, что атмосфера планеты практически по всем параметрам подходит для дыхания гуманоидов-землян — редчайшая удача, принимая во внимание, что от Ксены мы не так далеко улетели. А потом и вовсе огорошивает сообщением, что один из спустившихся к самому источнику сигнала зондов подвергся нападению какой-то жизни, возможно, даже разумной.
Живенько свернув ремонтные работы, несемся в рубку, и Бо запускает записи с подраненного зонда. Все прискакивают полюбопытствовать, даже мелкий док, все еще покашливающий Рекичински и Тася. Одному Шухеру образцы почвы важнее этой вашей жизни, даже разумной, в которой все равно никакого толку, если ее в пищу употребить или на удобрения пустить нельзя. Нехватка белков с углеводами на характерах лимбийцев как-то нехорошо сказываться начинает…
Вот разведчик идет на бреющем полете над зарослями, вот облетает обширную поляну, делает круг над заросшей вьющимися растениями кучкой, от которой сигнал и исходит, и начинает спускаться к озерцу, чтобы взять воду на анализ. И тут сбоку тенью мелькает что-то, похожее на длинную палку, изображение резко идет юзом, вызывая у меня подзабытое головокружение, а потом и вовсе гаснет.
— Копье? — предполагает Соколова, которая все это время так тянула шею и чуть ли не выпрыгивала из своего кресла, стремясь получше рассмотреть происходящее на экране, что я за ее позвонки опасаться начал.
— Ну или длинное бескрылое животное, — хмыкаю я. — Как прыгающий альдебаранский протозмей. А, может, растение?
— Одна раса из системы XXR-273 так половые клетки, между прочим, распространяет, — многозначительно вворачивает мелкий всезнайка, охально косясь на предмет своего акселератного вожделения. Но Цилли в его сторону и ухом не ведет. Выкуси, ворюга мармеладный.
— Бо, направь туда еще один зонд, только держи повыше… от потенциальных клеток. Один зонд нам уже изнасиловали. Панораму пусть даст, — велит Варг.
Басилевс мрачно сдвигает все еще отливающие карминно-розовым после лихой смены имиджа брови и ворчит, что вот только агрессивных ксеноморфов с копьями и пиками нам и недоставало. Как и всяких кишащих на поверхности гнусных тварей, которые целыми днями думают, как бы напакостить пришлому высшему разуму. Приземлиться не успели, уже кто-то на неотъемлемую священную часть «Дерзающего» посягнул! Такого безобразия наш пилот вытерпеть не в силах. Разум — это они с Вегусом, конечно. И Цилли. Ну, может, еще любимица Соколова. А остальные так, тупая биомасса. Тупая, ленивая, но любопытная биомасса. Вон, даже Таське интересно, кто ж там на наш зонд напал, вдруг, какая цивилизация высокоразвитая? Роботесса наша уже переживать начала, что заскучает и сделается бесполезной, когда в рефрижераторе продукты закончатся. Ну, и что мы от голода перемрем и ей совсем тоскливо будет с одним-то Бо.
Сборник стихотворений («сборная солянка и винегрет») из семи главных ингредиентов: «Жизнь» (все о ней; по ней и для нее). «Тебе» (о любви; о ней от мужского и женского лица, к своему и не своему полу). «Мотивация» (побуждение к действию; как себя, так и других). «Дружба» (о ней; от мужского и женского лица, меж своим и не своим полом). «4 строчки» (короткие четверостишия; в которых качество превалирует над количеством). «Тен» (второе «я»; темное, как «тень»). «Я буду помнить» (ностальгия; по прошлому, настоящему и будущему). Содержит нецензурную брань.
Грянула новая веха в освоении космоса, человечество распространилось повсеместно и вмешивается в естественный ход вещей. Антропогенез, как непреклонная сила меняющая всё и вся, дотягивается до звёзд. Главный герой, Проксимус Мора, журналист, работающий на издательство "Республика: Космос и Мы", побывал в каждой обжитой нашим видом системе. Его путешествие длится уже множество световых лет, почти половину жизни он провёл в разъездах по Млечному пути. И наконец очередное задание от редактора приводит его туда, где всё началось, без малого четыре миллиарда лет назад.
К 2040 году люди не отказались от мечты найти братьев по разуму – пусть от неё и отказался один конкретный космонавт. Холодная логика, научное мировоззрение и здоровый пессимизм – таковы, по его мнению, необходимые нормальному человеку черты, с ними никогда не ошибёшься. Так уж и никогда?..
Земля сошла со своей орбиты и постепенно превратилась в оледеневший белый шар. Последняя надежда человечества легла на плечи десяти мужчин-космонавтов и десяти генетически модифицированных девушек Тацит. Успеют ли они отыскать подходящую для переселения планету и спасти умирающую людскую цивилизацию? Какие испытания им придется пройти в полете длиною в несколько десятков лет? Ответы вы узнаете в фантастическом рассказе "Тацита".
В 2221 году учёные доказывают, что во время Большого взрыва у Вселенной появился её близнец. Выпускники Спецшколы космонавтов отправляются в исследовательский полёт к братской планете. О подготовке космонавтов, их преодолении и поиске себя, открытиях и ошибках будущего, в том числе лингвистических, предельно честно рассказывает один из участников той самой экспедиции.
