На руинах - [35]

— Обязательно, — рассмеялся Самсонов, — не знаю, правда, как и когда это случится, но надеюсь, что мы непременно встретимся.

Они встретились через неделю. Около девяти вечера в дверь квартиры Алексея позвонили, и он оторопел, увидев на пороге клиента, которого уже считал бывшим.

— Я к вам без записи — примете или прогоните?

На лице Самсонова играла кривая усмешка, и заметно было, что он сильно пьян. Алексей чуть отступил, пропуская гостя.

— Заходите, садитесь, нам бы с вами сейчас чайку выпить, а? Я как раз чайник поставил, сейчас закипит.

По дороге на кухню он позвонил приятельнице, с которой собирался провести вечер, и сказал, что сегодня ничего не получится — появилось срочное дело. Глядя прямо перед собой мутными глазами, Самсонов сделал два глотка крепкого цейлонского чаю, потом неожиданно со стуком поставил чашку на блюдце.

— Вам ведь, конечно, интересно узнать, как произошла моя встреча с семьей, — странным бесцветным голосом проговорил он. — Так вот, не было никакой встречи, для них я, оказывается, давно мертв. На кладбище стоит крест с моим именем. Мой сын, которого я в последний раз видел десятилетним мальчиком, меня не узнал, мои дочери меня забыли, моя жена, женщина, которую я любил больше жизни и света белого, вышла замуж.

— Боже мой! — ахнул Алексей. — Да как же так? И вы им ничего не сказали?

— Оказывается, она была беременна, когда мы расстались, потом родила близнецов — мальчиков. Моих сыновей! Но они считают своим отцом ее второго мужа. Он хороший человек, я всегда любил его, как отца. Я и сейчас его люблю, я не могу на него сердиться. И на нее тоже, но… но мне больно. Больно!

— Но старшие дети-то? Они ведь вас помнят, обрадуются, если узнают, что вы живы! Почему вы им-то не сказались? Дети-то ваши, что бы там ни случилось. И вам было бы полегче, чем одному такую боль терпеть.

Самсонов помотал головой.

— Халиде будет еще больней, если я вернусь. Она уже пережила этот ужас и успокоилась, а теперь опять станет метаться. Нет, ради нее я готов остаться мертвым.

— Я бы на вашем месте объявился бы, не выдержал, — со вздохом сказал Алексей, — а вот бабушка моя, наверное, как и вы бы рассудила. Она, знаете, верующая была, моя баба Дося. Не то, чтобы там иконы, молитвы, как иные бабушки, — она в душе своей бога хранила и редчайшего сердца человек была.

Поднявшись, Самсонов слегка покачнулся, шагнул к портрету Доси с метелочкой и встал рядом, пристально вглядываясь в прекрасное юное лицо.

— Да, — голос его внезапно охрип, — она соткана из света. Как и Халида, — из груди его вырвалось рыдание. Он весь поник, закрыв лицо ладонями, но внезапно резко вскинул голову, и руки его упали, а взгляд загорелся: — Все, нужно с этим покончить, иначе мне не жить! Я должен стереть все воспоминания из своей памяти и стать другим человеком. Другим, слышите? И жизнь моя тоже станет другой.

— Вот и хорошо, — ласково проговорил Алексей. — Нынче я вас уже не отпущу, у меня переночуете, а с завтрашнего дня начнете новую жизнь. Сейчас чай допивайте, давайте, и я вас спать уложу — вам отдохнуть нужно и сил набраться.

Самсонов провел ночь на кровати, где прежде спала Феодосия Федоровна, а утром ушел рано, не попрощавшись. На рассвете Алексей сквозь сон услышал, как тихо стукнула входная дверь, а когда он, отряхнув остатки сна, поднялся и заглянул к гостю, того уже не было. Кровать оказалась аккуратно застланной, на столике возле зеркала лежала нацарапанная неровным почерком записка: «Спасибо за все».

Шли месяцы, минул год, другой — Самсонов не давал о себе знать, и Алексей начал понемногу забывать о своем странном клиенте. Весной восемьдесят девятого, когда младший брат Коля учился на пятом курсе, их отец, Прокоп Тихомиров неожиданно заболел. С головой его творилось что-то странное — он путался в событиях и порою забывал самые обычные вещи. Алексей с матерью отвезли больного в Воронеж к известному невропатологу Беленькому, но тот ничем не смог их утешить, лишь сказал Ирине:

— Могу только сказать, что по всем признакам ваш муж страдает болезнью Альцгеймера — возможно, вы слышали о старческом слабоумии, которое поражает некоторых людей?

— Что вы, доктор, — растерялась она, — моему мужу еще и шестидесяти не исполнилось!

— Да, я понимаю, но в некоторых случаях болезнь начинает развиваться рано. К сожалению, болезнь Альцгеймера неизлечима. Есть, конечно, множество средств, способных замедлить течение процесса, но… — он печально и выразительно развел руками, — у вашего супруга она развивается на редкость быстро, трудно что-либо прогнозировать.

Ирина была сражена. Большая часть ее жизни прошла рядом с мужем, он был ее опорой — и дома, и на работе. Ведь не так просто столько лет заведовать магазином, лавировать между ревизиями, недостачами и жалобами покупателей. Чтобы столько продержаться на этой должности, необходимо иметь рядом близкого человека, которому можно всецело доверять. Кроме того, ее тут же ударила мысль: а комната на Коминтерна — как же с ней быть?

Уже почти тридцать лет Прокоп был прописан в этой коммуналке, и Ирина постоянно связывала с этой комнатой многочисленные надежды на увеличение своей жилплощади. Вначале она очень рассчитывала на работавшего в исполкоме дядю — что он поставит Прокопа на жилищную очередь и поможет получить квартиру. Дядя Прокопа на очередь поставил, но до конца свою миссию выполнить не успел — скоропостижно скончался от инфаркта. Ирина начала уже подумывать о том, чтобы обменять свою «двушку» и комнату на одну трехкомнатную квартиру, но тут Агафья Кислицына, соседка по коммуналке, за доблестный труд получила у себя на заводе орден «Трудового Красного Знамени». У Ирины, конечно, немедленно разыгралось воображение: «Теперь Агафье, как орденоносцу, завод даст отдельную квартиру, а Прокоп, как очередник, займет ее комнату». Ждала она очень долго, но зря — завод решил, что орденоносец Агафья Кислицына прекрасно доживет свой век с соседями в коммуналке.