На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 - [17]

Более того, это решение стало опасным и с другой стороны. Бывшим материковым владением этих островов, которые были отданы туркам по условиям русско-турецкого договора 1800 года, было позволено остаться частью Османской империи. Незавоеванной осталась лишь Парга, и ее последующая судьба показала, что британские дипломаты, решая этот вопрос, допустили ошибку. Граф Каподистрия, не желая отдавать Ионические острова и их владения под полную власть Британии, категорически настаивал на том, чтобы эти земли, при создании британского протектората, ни в коем случае не оказались отрезанными от своих прежних хозяев.

Британцы, впрочем, заявили, что если они не получат полной власти над материковыми владениями этих островов, то они им не нужны. Англия не хотела, чтобы ее втягивали в турецкие дела и в распределение земель, оккупированных турками. В отличие от венецианцев, которые называли свои владения в Эпире «глазами и ушами республики» на материке, британцы в 1815 году, как и в более поздние времена, продемонстрировали, что их совсем не заботит, что Балканский полуостров представляет собой неразрешимую проблему, которую не смог решить даже Наполеон I, хотя и пытался.

Глава 3. Сербские восстания (1804–1817)

Пока Наполеон I раздумывал, как отобрать у Турции ее владения в Европе, внутри Османской империи произошла революция. Сербию, которая после окончательного завоевания ее Турцией в 1459 году практически не создавала ей проблем, потрясло восстание, которое, начавшись с небольшого инцидента, привело к полной независимости этой страны, возглавившей борьбу других Балканских государств за свободу.

На первом этапе сербское восстание было направлено не против турецкого правительства, а против янычар. Сербы всегда заявляли, что они верны своему султану и хотят только одного – жить в мире под его отеческим правлением. Их земля больше других стран Европы страдала от присутствия янычар – отрядов свирепых бойцов, которые в то время сделались бичом Турецкой империи и внушали ужас всем ее соседям. Поскольку Белградский пашалык, как и Багдадский, находился далеко от столицы, то, по обычаю, самых буйных янычар отсылали именно туда. Они постоянно тревожили границы Венгрии, и по Свиштовтскому договору было решено, что они будут удалены из Сербии. Многие из них поступили на службу к Осману Пазван-оглу; но когда этот мятежник вынужден был заключить мир со своим сувереном, а в 1799 году назначен пашой в Видине, он потребовал, чтобы султан выполнил свое обещание, данное янычарам, и вернул их в Белградский пашалык. Порта, стремившаяся ослабить войска Пазван-оглу или усмирить его за счет сербов, в недобрый час дала свое согласие. Янычары вернулись на свои прежние места размещения.

Австрия, занятая в это время западными делами, не смогла помешать столь грубому нарушению договора, и с возвращением янычар в Сербию, казалось, вернулись прежние ужасы. Однако с тех пор, как янычары покинули эту страну, в ней многое переменилось. Сербами в последние пять лет правил Хаджи Мустафа-паша, столь мягкий и справедливый человек, что его прозвали «матерью сербов», а турки отзывались о нем как о предателе[18]. Не было ни одного мусульманского правителя, которого его подданные-христиане любили бы сильнее. Это был просвещенный человек, что весьма редко встречалось на Востоке; он всячески поощрял развитие торговли, твердой рукой карал насилие и позволял сербам восстанавливать свои разрушенные церкви и монастыри. Он вооружил их против Пазван-оглу и его янычар, и во время одного из вторжений мятежников эти сербские отряды защищали сербский народ. Национальный дух сербов, уже воспламененный Австро-турецкой войной, разогрелся еще сильнее. Именно в эту пору в их страну вернулись янычары.

Эти преторианцы сразу же поняли, что, пока Хаджи Мустафа-паша жив, они не смогут вести себя так, как им захочется, и, не теряя времени, стали готовить его убийство. Новое вторжение Пазван-оглу дало им необходимый для этого повод; в 1801 году, в тот момент, когда в Белграде не было никаких войск, янычары убили Хаджи Мустафа-пашу и разделили пашалык между четырьмя лидерами.

Султан, занятый войной с Францией, не смог выслать против янычар войска и, по их требованию, прислал нового пашу. Им стал бывший командир янычар, который выполнял все их требования. Лидеры этих громил стали теперь называться дахами и правили людьми, не важно, мусульманами или христианами, как им заблагорассудится. В их руках оказались суды, и, чтобы укрепить свое положение, они пригласили головорезов из Боснии и Албании. Эти бандиты принялись грабить Сербию, которую считали своей личной собственностью. Нет ничего удивительного в том, что в стране снова начались разбои, которые при Хаджи Мустафа-паше почти совсем прекратились; было подсчитано, что десятая часть населения ушла в горы.

Мусульманские спаги, увидев, что их привилегии землевладельцев подвергаются угрозе, объединились с христианами против общих угнетателей. Султану была послана петиция, в которой сербы изложили свои жалобы; султан в ответ пригрозил янычарам, что если они не прекратят своих злодейств, то он пошлет против них войска, состоящие «не из турок, а из людей другой веры и другого происхождения». Янычары, поразмыслив, пришли к выводу, что слова султана относились к сербам, и сразу же решили уничтожить всех вождей сербского народа. В начале 1804 года они выполнили свое намерение, но гибель сербских руководителей привела к революции; так уж получилось, что Алекса Ненадович и другие жертвы, погибшие от рук янычаров, умерли за свободу своей страны, как если бы они пали на поле боя. Весть об их гибели распространилась по Сербии, как огонь. Люди схватились за оружие, и, как это часто бывает, когда народ нуждается в лидере, этот лидер появился. Им стал Георгий Петрович, которого прозвали Карагеоргием.