На рубеже веков. Современное европейское кино. Творчество, производство, прокат - [39]

Надо заметить, что и для российской публики становление и развитие финского кинематографа покрыто мраком. Справедливым и актуальным остаётся замечание Л. Козлова, сделанное в 1971 году: «Надо сказать, что о финском кино мы знаем крайне мало. Это касается не только зрителей, но и кинематографистов. <…> финское кино в полной мере заслуживает того, чтобы его знать, стремиться его понять, интересоваться им. <…> Фильмы, которые нам удалось увидеть, говорят о финской действительности подчас немало. Кинематографисты, с которыми мы встречались, хотят сказать ещё больше, они стремятся превратить своё кино в большое национальное искусство, хотя этот путь и полон трудностей»[61].

Действительно, кинематограф Финляндии обладает неповторимым духом и особыми чертами. Поначалу они выражались больше в сюжетно-смысловой составляющей, нежели в художественно-эстетической. С одной стороны, мешали неудачные монтажные стыки, изобилие общих и средних планов, редкое употребление крупных планов, – всё это делало киноязык неряшливым. Но с другой стороны, важное место заняла атмосфера. Та самая атмосфера, которая помогает зрителю проникнуть вглубь сюжета. Невидимой нитью в финском кино всегда будут связаны эти две вещи – драматургия и чувственность. Ландшафты подчас становятся полноценными действующими лицами. Самые яркие воспоминания героев, самые жуткие трагедии и душещипательные драмы происходят на фоне бушующих рек и отрывающихся от деревьев листьев. На открытых пространствах творится сама жизнь, сама любовь, в домах же всё предельно стерильно и аккуратно: малое количество предметов и минимум действия, заменой которых становятся размытые диалоги, придирчивые выяснения отношений. Здесь же происходят развязки (завязка, конфликт и драматические ситуации охотнее снимались режиссёрами на пленэре).

Начиная с 1980-х финские картины стали отвечать современным требованиям, при этом сохранив серьёзный, неразвлекательный подход. Режиссёры финского кино начинают обращаться к реальным социальным проблемам, глобальным переменам в жизни народа: переселению деревенских жителей в город, активному привлечению гостей-иностранцев, развитию промышленности. Но пока Финляндия печатает рекламные буклеты, проводит экскурсии на промышленных заводах, стремится вступить в Евросоюз, её подростковое поколение теряется в новых веяниях панк-движения, рока, подпольных сквотах, «сообществах живой музыки».

Как писал Ницше: «Проблема подобна драгоценному камню: тысячи проходят мимо, пока, наконец, один не поднимет его». Тапио Суоминен был первым режиссёром, кто осмелился показать в своём фильме «Вот и мы, жизнь!» (1980) реальность происходящего, и это взбудоражило не только местную публику, но и весь финский кинопроцесс: с этого момента финское кино заметно прогрессирует.

Новаторство фильма Суоминена в контексте национального кино заключалось в выборе острой темы, которая вроде бы лежала на поверхности, но оставалась нетронутой: до 1980-х мотивы вечеринок, шумного времяпровождения или протеста против системы полностью отсутствовали (упор делался на просвещение молодого поколения), а «ветераны» кино продолжали разговаривать со своим зрителем устаревшим языком на фоне деревенского антуража. Суоминен меняет локацию. Он снимает свою историю в жилых кварталах и в школе Восточного Хельсинки, подавая материал в стилистике архиреализма (фин. arkirealismi), где особый акцент ставился на аскетичный и грубый видеоряд.

При первом же появлении на экранах фильм поразил зрителей реалистичностью. Начальный эпизод родов женщины снят «без купюр». Показано всё: болезненные потуги, помощь акушеров, пуповина, младенец в крови своей матери. Документальные кадры демонстрируют нам лёгкие роды, но грубый язык архиреализма, взятый за основу всего фильма, не даёт усомниться в том, что роды нового поколения, о котором идёт речь, для старой Финляндии были трудны. Стремлением к документальности объясняется и привлечение к участию в фильме непрофессиональных актёров.

Главные герои картины – трудные подростки, объединённые в спецкласс. Юсси, Пете и Лиза (Кати Оутинен) испытывают проблемы со школьной дисциплиной и не желают соответствовать требованиям общества, в котором живут. Но здесь-то и кроется главный парадокс: бунтарский, по всем канонам не вписывающийся в национальную кинематографию фильм оказывается лишён главных героев-бунтарей. Вместо ниспровергателей основ показаны обделённые заботой и любовью подростки, у которых нет ни интересов, ни целей, а есть лишь одно желание: чтобы их оставили в покое. Они проводят время с другими молодыми людьми, но не участвуют ни в каких акциях: для них сквот – просто место, где можно отвлечься, поскольку в школе и дома их ждут только неприятности. Эти герои вызывают лишь недоумение и отторжение в глазах старшего поколения.

Вместе с этим фильмом в финский кинематограф пришло новое поколение режиссёров, сформировавших направление «новое финское кино», для которого было характерно показывать внутриличностные, психологические зажимы, конфликты человека с самим собой, его неуравновешенность и протест. Максимально реалистичное изображение, не лишённое прямого отсыла к будничности, серости, приземлённости, сопровождалось поэтичностью экранного языка. Подобная стилистика была продиктована желаниям молодых режиссёров противопоставить собственную художественную концепцию предыдущим поколениям. Особый акцент ставился на потерянную связь человека с природой по причине индустриализации, когда население было вынуждено переезжать из деревни в город.