На рубеже веков. Современное европейское кино. Творчество, производство, прокат - [120]

Своеобразный румынский юмор помогает «постдекабристу» говорить на весь мир о том, что его до сих пор не отпускает (воспоминания о позорных страницах социализма) или тревожит (печаль о стране, где после тоталитаризма к власти пришёл криминал). И герои, и авторы осознают неизменность бытия или неспособность осуществить желание за бессмысленностью оного, или не-ответ на свой вопрос. Ни в одной картине не побеждает положительный герой, ни в одной картине не удаётся защитить слабого, помочь заблудшему. Здесь, пожалуй, выделяется разве что картина «Моя сексуальная жизнь» (Viata mea sexuala, 2011, реж. Корнел Жорже Попа). Героиня фильма, очаровательная жительница современного Бухареста Дорина, ночью работает в секс-шопе, а днём нянчится со своим внебрачным ребёнком (отец которого, естественно, является её работодателем, женатым на бизнес-леди) и тщетно ищет какую-нибудь другую, приличную работу. В финале, после скандала и автокатастрофы, Дорина, навсегда потеряв сынишкиного горе-папашу, наконец-то попадает в цветочный магазин. Вопреки явно неизвестной авторам русской поговорке о том, что не место красит человека, а человек – место, картина доказывает: есть такие работы, которые сами по себе портят человека, позорят его, ломают ему жизнь.

Этот фильм, менее известный, чем другие картины «постдекабристов», предвосхитил целую плеяду картин молодых режиссёров 70-х годов рождения, которые уже через год заполнили экраны всех дебютных кинофестивалей. Так, в четырёх из десяти конкурсных фильмов XIV международного кинофестиваля в Братиславе действие движет тема безработицы. Неудивительно. Это – фестиваль дебютов; начинающие авторы рассказывают о поколении, вступающем в жизнь на фоне глобального кризиса. В такое время именно молодежь младшего послевузовского возраста оказывается в самом тяжелом положении: вроде учились-учились, а показать себя и негде.

После вступления Румынии в Евросоюз неверие в то, что «заграница нам поможет», отразилось и в «постдекабристских» фильмах. Так, Делия («Самая счастливая девушка на свете»), выигравшая в лотерею «Рено-Логан», автомобиль даже водить не умеет (такая «крутая» тачка ей совершенно не по рангу, и родители правы: лучше её продать). Да и вообще навязанные Западом стандарты (которые олицетворяет «навороченная» машина) и способ её приобретения (в лотерею, а не честным трудом) не соответствуют как реальному положению дел, так и национальному менталитету. Однако мало кто из «постдекабристов» осмеливается сказать об этом прямо, потому что европейской изоляции это поколение, не забывшее социализм, всё же боится.

Интересно, что осознание родины как страны с особым путём присутствует и в наших фильмах. Но трудно представить себе, чтобы за такой «месседж» давали международные премии российским фильмам (отчасти, впрочем, и потому, что «постдекабристы» умеют сделать интересное из ничего, а наши – нет). А между тем эта традиция («люди пили чай, и хотелось им плакать») вполне русская – от Чехова. «Постдекабризм» имеет и русские корни. «Смерть господина Лазареску» явно выросла не только из больничных опытов Кристи Пуйу, но и из «Смерти Ивана Ильича» Льва Толстого.

Столь же заметно генетическое родство «постдекабристов» с неореалистами. Это объясняется не только сходством «пейзажа после битвы», на фоне которого возникли эти художественные явления. Вообще румынский автор не стесняется каких-либо заимствований, более того – подаёт их как цитаты (так, сцена, в которой Отилия из фильма «4 месяца, 3 недели и 2 дня» завершает «операцию «Аборт»», то есть ищет, как бы незаметно спустить в мусоропровод мёртвый эмбрион, снята вполне в духе Хичкока).

Надо добавить, что жители восточноевропейских соцстран были менее изолированы от Запада, чем советские граждане. Они всегда внутренне ориентировались на европейские образцы, хорошо им известные, и, возможно, поэтому нашли своё место в современном европейском кино быстрее, чем их ровесники из бывшего СССР. Но среди своих учителей «постдекабристы» называют и почти неведомых миру соотечественников, например, Лучана Пинтилие. Пожалуй, в этом и состоит главный урок «постдекабризма»: правильно использовать возможности нового времени удаётся только тем, кто прочно стоит на своей земле.

Страны бывшей Югославии: формирование национальных кинематографи

Вера Жарикова

Сербия

Последние двадцать лет изменили многое на кинематографической карте мира. На рубеже 1980-х – 1990-х появились новые государства с собственными национальными кинематографиями. Так, Югославия превратилась в Сербию, Хорватию, Словению, Боснию и Герцеговину и Македонию, а феномен югославского фильма сменился балканским. Каждая из республик, получив независимость, стремилась сформировать собственную кинематографию, но процесс этот был неравномерным и приводил к разным результатам. Большое значение играли уровень развития индустрии, наличие профессиональных кадров, а также возможность работать на неохваченных войной территориях[203]. Пять совершенно разных кинематографий распавшейся страны теперь составили новую общность – кино Балкан.