На рубежах Среднерусья - [32]

Жуков лег спать в одиннадцать, а в два дежурный офицер уже будил его. Сполоснув лицо холодной водой, Георгий Константинович вышел из дома. Команда сопровождения с охраной уже стояла у дома. Поприветствовав ее взмахом руки, сел в машину.

Симферопольское шоссе, не ремонтировавшееся с начала войны, было изуродовано выбоинами и воронками. Шофер знал: маршал любит ездить по-русски, с ветерком, и потому старался при малейшей возможности посылать машину в галоп. Но, заметив, что маршал над чем-то задумывался, переводил машину на ровную рысь.

Жуков задумался о Ватутине. Он познал его характер, когда служба свела их в Киевском Особом военном округе. На должность начальника штаба его посадили прямо из Академии Генерального штаба. И до этого — не один год только служба в штабах. Знаний накопил палату, и все же назначение Николая Федоровича на фронт, когда он не командовал даже полком, удивило Жукова. Малость командного опыта сказывалась и под Воронежем, и в ходе сражения за Сталинград, и в наступлении его фронта на Донщине, и, особенно, при отражении контрнаступления немцев минувшей весной в Донбассе. Увлекся наступлением к Днепру, довел армии почти до Днепропетровска, а когда в разных местах обозначились танковые подразделения и группы врага, не сразу верно оценил приближение опасности — очень хотелось с ходу перемахнуть через Днепр. Надо было без промедления остановить ход армий, предоставить им время на организацию обороны — продолжал подгонять, совестить командиров: испугались каких-то десятков танков. И войска, уже уставшие и обескровленные наступлением от Дона к Днепру, не выдержали увесистый удар танковых корпусов немцев. Отступление их пошло самотеком. Выправлять положение пришлось Василевскому. Вместо Днепра войска Николая Федоровича оказались на Северном Донце. Не заступись за него Александр Михайлович — пришлось бы ему разделить участь Голикова. Не от желания ли поправить свою полководческую репутацию еще раз — звонил Верховному, стремясь убедить того, что Красной Армии выгоднее упредить врага в подготовке к летней кампании и разгромить его войска, стоящие перед Курским выступом, неожиданным для него наступлением.

Сколь ни сдержанно вел шофер машину, в Обояни Жуков оказался в начале четвертого. Остановившись, чтобы только поздороваться с Николаем Федоровичем, распорядился вести машины на свой НП. Оставив их в разбитой деревне, добротным ходом сообщения маршал и генерал поднялись на неприметную высоту. Однако обзор с нее был столь широким, что Жуков даже присвистнул.

— Сначала, Николай Федорович, присмотримся к недругу, а потом уже поговорим.

Обширная округа у Обояни представляла собой возвышение, полого спускавшееся из России к Украине. Глубинные воды подземными жилами поднимались на поверхность и образовывали истоки многочисленных рек и речушек, истекающих во все стороны света, чтобы затем перелиться в Сейм, Северный Донец, Псел, Дон, а в конечном итоге в Днепр и Волгу. Здесь, на западной стороне Средне-Русской возвышенности, война лоб в лоб свела два фронта — советский и германский. Здесь в ближайшие недели могла решиться судьба двух народов, особенно украинского, все еще в своем большинстве находящегося под тяжестью затянувшейся оккупации. Удастся сорвать начало летней кампании немцев — начнется фронтальное освобождение всей Левобережной Украины и примыкающих к ней областей России.

Жуков, надвинув на выпуклый лоб полевую фуражку, стал всматриваться в оборону немцев, пытаясь схватить в ней то, что подсказало бы, готов ли враг начать наступление в ближайшие дни или по каким-либо соображениям отказался от такого намерения. Но местность, обновленная весенней зеленью, выглядела совсем не военной. Только траншеи да бугорки над ними, в которых могли стоять пулеметы и противотанковые орудия, выказывали ее угрожающий характер. Район приграничных областей России и Украины, что мог кормить и дарить счастье двум-трем миллионам тружеников, сейчас казался обезлюдевшим. Не видно было даже солдат, надежно укрывшихся в траншеях и блиндажах. По сигналам наблюдателей они за минуты могли схватить оружие и выкосить идущие на них цепи.

Жуков приладил окуляры, развел объективы, повернул стереотрубу в одну, другую, третью стороны — ничего. Приподнял объективы повыше — в глубине обороны заметил три группы солдат с лопатами на плечах. Они уходили в тыл. Зачем это было делать невдалеке от переднего края? Траншей ведь отрыто немерено. Может быть, готовили огневые позиции для батарей и дивизионов, которые будут заняты артиллерией усиления? Так это или не так, но все равно этих данных — мизер, чтобы делать серьезные выводы.

— Начальника разведки не вижу, — не отрывая глаз от стереотрубы, произнес Жуков.

— Рядом, в открытом НП.

— Пусть подойдет.

Полковник, одетый в лишь слегка обношенное обмундирование, вошел в блиндаж с той пытливой серьезностью на лице, по которой опытный глаз мог разглядеть ум, характер, знание своих дел и возможностей, но при беглом взгляде можно было прийти совсем к иному мнению: заурядный, потому все еще ходит в полковниках, хотя по годам чуть моложе командующего.