На росстанях - [19]

Учитель долго ходил по комнатке. Когда приближался к лампе или отдалялся от нее, тень его то удлинялась, то укорачивалась, а на стыках стены и потолка быстро переламывалась и пробегала по потолку. Несколько раз невольно глаза учителя поднимались на окна Баранкевича. Все еще думал он и о панне Ядвисе. Может быть, и Суховарова невзлюбил за то, что она отдавала явное предпочтение ему…

"Э, глупости! — прервал учитель свои мысли. — Нужно обязательно поехать к приятелю, немного проветриться и выбросить мусор, который понемногу начинает уже накапливаться в голове".

Но задуманную поездку пришлось отложить. На другой же день к Лобановичу зашел артельный староста Бабинич, познакомился с ним и очень просил к себе в гости на четвертую будку. Староста Бабинич собирался послать в школу к Лобановичу своих детей — сына и дочку. А ученики с железной дороги были платные и составляли, таким образом, доход учителя. Жалованье учителя было слишком маленькое, и каждый ученик со стороны был значительным подспорьем в денежных делах. Никакие уверения Лобановича, что он должен поехать к приятелю, Бабинич не принимал во внимание.

— Успеете побывать и у приятеля. Побудете у меня, а вечером и к дружку поедете, тем более что праздников насобиралось много.

Бабинич принадлежал к тем людям, которые не так-то легко отказываются от своих планов. Он до тех пор не отставал от Лобановича, пока не взял с него слова быть в гостях.

Как только Бабинич вышел, в комнатку вошла сторожиха.

— Наверное, паничок, артельный в гости приглашал? — спросила она.

— Откуда ты это, бабка, знаешь?

— А как же, паничок, он будет своих детей к вам отдавать. Мне женка его уже говорила об этом. А староста такой человек, что любит отблагодарить. И угостит, и заплатит…

Бабка знала всех будочников по одну и по другую сторону разъезда и очень советовала погостить у Бабинича.

— Очень хорошие люди, — говорила она.

— Что ж, ничего не поделаешь, бабка, надо пострадать — пойду.

— Какое же это страдание? Э, панич! И выпьете, и закусите…

— А ты, бабка, любишь выпить?

— А кто же не любит, паничок? Если случается, почему и не выпить!

В первый праздничный денек вышел Лобанович на знакомую ему стежку возле двух ветряных мельниц и пошел на железную дорогу. Это место ему очень нравилось, и хотя он делал изрядный круг, идя здесь, времени оставалось еще много, спешить ему было некуда. Подойдя к железной дороге, он остановился. Хотелось пойти в сторону разъезда, идти долго-долго по маслянистым, потемневшим шпалам среди зарослей лозы и камыша, среди кустарника и леса.

Было совсем тихо. Распогодилось. Низко стояло осеннее солнце. Какой-то неизъяснимой грустью веяло от узких, тесных полянок, от заброшенной среди болот и лесов деревеньки.

Коротко и отрывисто прогудел паровоз на разъезде, тихонько вздрогнули рельсы, легкий, еле слышный шорох пробежал по ним, будто они о чем-то переговаривались между собой. И тотчас же на изгибе дороги вырвался огромный клуб беловатого дыма, за ним взлетели другие клубки, вслед за тем показался паровоз курьерского поезда. Хвост густого белесого дыма с каждым мигом удлинялся, становился шире и, казалось, неподвижно застыл в морозном воздухе, в то время как голова его все вытягивалась, будто из своего собственного туловища. Было что-то величественное, могучее и захватывающее в стремительном беге поезда. Невольно хотелось склонить голову перед гением человеческого ума, одержавшего верх над бесконечными пространствами. Поезд промчался, как змей, обдал учителя вихрем пыли и дыма, отхватывая за минуту целую версту.

Лобанович тронулся с места и пошел в ту сторону, куда полетел и где сразу же исчез курьерский поезд. Учитель шел на четвертую будку, к Бабиничу. За второй будкой начинался высокий бор, и место было более сухое и веселое. Здесь недавно встретился Лобанович с незнакомой девушкой. Он часто думал о ней, но ни у кого не спрашивал про нее, — ведь некоторые люди в таких случаях всегда склонны бросить хоть маленький комочек грязи в то, что для тебя является святым и неприкосновенным. Только с панной Ядвисей, и то между прочим, был о ней разговор. Сегодня он, вероятно, что-нибудь узнает о незнакомке. А может, она тоже будет в гостях? А вдруг это совсем не та девушка?

Проходя возле третьей будки, где жил Курульчук, Лобанович бросил на нее внимательный взгляд, но на крылечке и во дворике было тихо, никого не видно. Следующая будка, четвертая от села, была не более чем в полуверсте от третьей.

— Милости просим! Милости просим! — встретил староста учителя на крылечке и повел его в будку.

Маленькая снаружи, будка внутри была довольно вместительной. В ней была кухня, проходная комнатка и еще две комнатки, более просторные, светлые и чистые.

В домике Лобановича встретила хозяйка, низенькая, полная женщина. Глядя на нее, сразу трудно было определить, что в ней преобладает, толщина или рост.

Гостей было человек восемь — трое мужчин и женщины. Рядом с комодом возле оконца сидела девушка, с которой встретился Лобанович, гуляя по полотну железной дороги. Здороваясь с гостями, учитель, увидя панну Марину — это была она, — невольно на мгновение задержался перед ней: необычайно красивое лицо девушки словно приворожило его. Разглядев панну Марину вблизи, Лобанович нашел, что такой славной девушки он еще никогда не видел. Темные чистые глаза, казалось подернутые легкой печалью, смотрели так приветливо и с такой добротой, что от их взгляда становилось легко на сердце. На высокий белый лоб нависали черные-черные волосы и придавали ее лицу еще больше красоты. Тонкие, сомкнутые губы делали лицо девушки немного строгим и серьезным.