На реке Росомашьей - [17]

Однако содержание рассказов Ятиргина, несмотря на всю их оригинальность, не представляло для меня интереса новизны, и я постарался свести разговор на шаманство, намереваясь упросить Тылювию показать мне образчик своего шаманского искусства. Мне хотелось узнать, действительно ли загадочная хозяйка обладала той степенью шаманской силы, которую приписывали ей окружающие жители.

Ятиргин с первых же слов о шаманстве сам перевёл разговор на свою жену:

— Ты спрашиваешь: есть ли в нашей земле вдохновенные? — заговорил он. — Моя жена хотя молода, но тоже не лишена _свободных голосов_. Слава богу! Можно сказать, что не одному человеку помогла в болезни. Но ни против кого не употребила во зло.

Тылювия, услышав, что разговор коснулся её особы, проявила ещё большую стыдливость, чем вчера. Зато Тэнгэт, сидевший всё время молча, обнаружил неожиданную словоохотливость.

— Я тоже высоковдохновенный! — заговорил он. — Именно я, сын Апрыя, Тэнгэт! Конечно, я молод и застенчив. Когда другие собираются состязаться во вдохновении, я прячусь между санями на дворе и меня принуждены приводить в полог силой. Но в моём собственном пологу я каждый день разговариваю с разнообразными духами. В моём котле с водой живёт старый морж и отзывается оттуда хриплым рёвом. Когда я ударю в бубен, три волка приходят из-под постели и воют по очереди. Ворон и гагара пролетают взад и вперёд. Невидимая рука просовывается сквозь стену и хватает за лицо каждого из присутствующих!.. Ты увидишь завтра! — говорил он. — Во время жертвоприношения я ударю в бубен и создам силу в очаге, которая поднимется сквозь отверстие шатра тонким столбом пламени, и дух будет говорить из чёрной золы. Моя сила всё умеет. Я могу глотать ножи и извергать дорогие меха из горла, нырять в море, как рыба, и летать быстрее птицы по небу. Однажды, когда я сидел в пологу за ужином, враг мой, упившись сердитой водой, взятой от морских бородачей, разорвал стену полога и ударил меня ножом в спину, так что я упал на лицо и умер. Но жена посадила меня и вложила в одну руку бубен, а в другую колотушку из китового уса и стала барабанить по бубну, сжимая мою руку своей рукой. Тогда явился Кэля и принёс мою улетевшую душу и вдунул её в отверстие раны, чтобы я ожил и снова стал смотреть на солнце. А от раны не осталось никакого следа.

Я сказал Тэнгэту, что слава о его подвигах достигла Великой реки (Колымы) и перешла за неё, что я приехал сюда, намереваясь отыскать его и услышать его шаманские напевы, и что через несколько дней я нарочно приеду на его стойбище, желая давать ему ответные откликн.

После этой краткой речи я прямо обратился к Тылювии и стал просить её доказать нам, что и она одарена вдохновением и что слова её мужа не являются напрасным хвастовством. Однако застенчивость Тылю-вии оказалась препятствием, которое было не весьма легко преодолеть. Услышав моё предложение, она немедленно спрятала уже не лицо, а всю голову под меховое одеяло, валявшееся подле, и решительно отказывалась отвечать мне хотя бы одним звуком. Я мог с ней вести переговоры только при помощи мужа, который с самого начала стал держать мою сторону и, поднимая меховую покрышку, осторожно уговаривал Тылювию согласиться, на что она отвечала какими-то невнятными звуками, вразумительными только для одного Ятиргина. Наконец, после того как я в десятый раз сослался на обычаи гостеприимства, дающие гостю право на угождение хозяина, и пообещал, что о чудесной силе Тылювии я расскажу на своей родине всем моим соплеменникам, стыдливая шаманка поколебалась.

— Спроси его, — тихо сказала она Ятиргину, — разве на его земле люди тоже стучат в бубен и призывают духов?

Я принужден был отвечать отрицательно.

— Почему же, — недовольно проворчала она, — он так лаком до вызывания духов?.. Я не понимаю!..

Начались новые уговоры, и наконец действием красноречия и подарком небольшой связки табачных листьев я вынудил у шаманки согласие, выраженное, однако, устами нашего непременного посредника.

— Она будет шаманить! — сказал Ятиргин. — Я пойду принесу бубен!..

— Лучше я сама! — сказала недовольным тоном Тылювия, натягивая мохнатые чулки на свои могучие ноги. — Ты — муж! Сиди в пологу! А только скажи ему, что я совсем не имею духов после болезни. В вечном кашле, не знаю, куда девались. Стуча, не могу взывать; взывая, не могу вызвать… Или они глухие?

Я счёл своей обязанностью протестовать и выразить уверенность, что духи по-прежнему подвластны её призыву, но Тылювия всё ещё не хотела успокоиться.

— А тебе лучше уйти! — обратилась она к Тэнгэту уже без посредничества мужа. — Я ведь в твой шатёр не хожу слушать, как ревёт твой морж.

— Эгей! — ответил беспрекословно Тэнгэт и немедленно стал одеваться и собирать свои вещи.

Так как с его уходом в пологу освобождалось место, я попросил его позвать Айганвата, который остался у Акомлюки вместе с Митрофаном и Селивановым.

Бубен Тылювии был обыкновенного чукотского типа — маленький, круглый, с тонким деревянным ободком и чрезвычайно звонкой перепонкой из оболочки моржового желудка. Две тонкие полоски китового уса, служившие колотушками, были привязаны к короткой деревянной ручке бубна.