На реках вавилонских - [26]

— Одиннадцатого апреля вы переночевали с Баталовым в Синем доме и вступили с ним в связь?

— На этот вопрос я не отвечу. — Нелли сокрушенно покачала головой.

— Вы там переночевали. На чердаке — обе спальни внизу были заняты другими гостями. — Флейшман отхлебнул кофе.

Белки глаз у Нелли покраснели. Возможно, у нее лопнули сосуды от напряжения, с каким она слушала Флейшмана, стараясь не расплакаться от испуга.

— В связь с ним вы вступили лишь две недели спустя, в квартире другого приятеля. — Не сводя с нее глаз, Флейшман улыбнулся. — Как его звали?

Нелли уронила чашку. Она не обратила внимания ни на осколки, ни на коричневые брызги, какие остались от кофе на ее платье и колготках. Нарочно ли она уронила чашку или от неловкости — об этом по ее реакции судить было трудно. Она смотрела не на Флейшмана, а куда-то мимо него, но сказала:

— Ваш коллега вчера потратил много времени, расспрашивая об именах. Я не хотела бы называть имена. Вы обращаетесь со мной, как люди из госбезопасности. Имена, имена, имена. В ваших глазах человек не что иное, как носитель информации. Госбезопасности я никаких имен не назвала и вам не назову тоже.

Флейшман посмотрел на нее, как бы забавляясь и в то же время с интересом, потом он кивнул, будто бы она была совершенно права. Фрау Шрёдер встала и долила ему кофе. Никто не шевельнулся, чтобы убрать осколки чашки. Другой чашки кофе Нелли не предложили. Из чашки Флейшмана шел пар. Он сделал на пробу крошечный глоток, — кофе был явно еще слишком горячий. Потом он поднял палец, точно ему только сейчас пришел на ум следующий вопрос.

— Вчера вы сказали, что Василий Баталов бросился с крыши какого-то дома.

Нелли замотала головой.

Стук пишущей машинки смолк, но у фрау Шрёдер не могло быть воспоминаний о вчерашних высказываниях, она при них не присутствовала, лагеря изнутри она не знала, свою службу справляла исключительно в изящно обставленных залах и кабинетах ЦРУ. Безучастно, словно не улавливая смысла произносимых слов, смотрела она в пустое пространство перед собой.

— Нет, это сказал ваш коллега. Я ему не возражала. Но Баталов ни с какой крыши не бросался. В это я не верю. Василий боялся высоты — стал бы он шутки ради лезть на крышу и с нее бросаться.

— Какая уж тут шутка, если человек сводит счеты с жизнью. — Флейшман любовно смотрел в чашку и пил горячий кофе, не дуя на него и не прихлебывая. Фрау Шрёдер стучала на машинке, переводила строку, стучала, исправляла опечатки; потом остановилась.

Нелли положила теперь другую ногу на ногу и стал кусать ноготь.

— Нет ли у вас случайно маникюрных ножниц? У меня только что сломался ноготь, а своих ножниц я что-то не нахожу, наверно, дома забыла.

Флейшман и я взглянули на фрау Шрёдер, которая не сразу уловила смысл разговора.

— Что? Извините, что вы сказали? Маникюрные ножницы — это был настоящий вопрос, да? Записывать его не надо?

— Дорогая моя, мы здесь задаем только настоящие вопросы, но этот вам действительно записывать не нужно. Вероятно, вы можете на него ответить сами. — Флейшман прямо-таки опекал эту фрау Шрёдер, которая наверняка не знала, что без его постоянного заступничества она бы уже давно у нас не работала.

— Знаете, я должна посмотреть, секундочку, нет, погодите, вот моя сумочка. — Она взяла сумочку, висевшую на спинке стула, и стала в ней рыться.

Она и в самом деле достала оттуда маленький футляр и бережно положила его рядом с пишущей машинкой. Нелли встала, взяла футляр, поблагодарила и вернулась на прежнее место. Она открыла молнию. Кольца маленьких ножниц были позолочены.

— В свидетельстве о смерти было написано: "Смерть от перелома шейного отдела позвоночника вследствие падения с крыши с целью самоубийства". На месте, где должна была значиться фамилия врача, был прочерк. — Она сделала вдох сквозь сжатые зубы, — явно порезалась, или ноготь сломался глубже, чем она предполагала, и надорвал кожу.

Флейшман бросил на меня торжествующий взгляд.

Нелли смотрела на свои туфли, потом подняла голову и поглядела мне прямо в глаза. Я улыбнулся. Разумеется, она мне улыбкой не ответила. Ножницы она положила обратно в футляр.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать точно то, что сказала. Таково было содержание свидетельства о смерти, которое я должна была подписать. Оно было необычайно подробным, особенно потому, что показаний известных свидетелей как будто бы не было. — Она закрыла молнию на футляре. — О дальнейших похоронных формальностях мне заботиться не пришлось, так как у Василия еще не было гражданства. Вы же наверняка всё это знаете? Организация его похорон была в известной степени делом властей. Во всяком случае, они возложили на гроб букет гвоздик, и еще там была роскошная гирлянда, знаете, гирлянда из цветов, о которых мы давно забыли. Забыли там, хочу я сказать, на той стороне. Белые розы, огромные лилии, которые казались искусственными, и махровые гвоздики. Подобранные без особого вкуса. И все же гирлянда была впечатляющая, особенно потому, что на ленте было написано только: "Прощай, верный товарищ", и никто не мог докопаться, от кого это.

Нелли встала, но ей пришлось немного подождать, пока стук машинки смолк, и фрау Шрёдер смогла взять у нее футляр.